Переписка И. С. Шмелева и О. А. Бредиус-Субботиной. 1942-1950 годы. Часть 8.

Дорогой Ванюша,

Вот и Новый год... Как жутко всегда стоять на этом рубеже. Особенно же в наше время. Нечего говорить о том, что я горячо желаю тебе всякого блага в этот новый период времени. Ты знаешь это. Хочется помолиться, чтобы Господь сохранил по возможности больше жизней в людской бойне. Хочется почувствовать тебя, и близких, и себя под Покровом Всевышнего. Я давно ничего от тебя не получала опять. Как ты со здоровьем, Ванечка? Наверху письма стояло: "сегодня я как-то особенно беспричален". Что это? И почему? Ах, мне больно такие вещи читать у тебя, дружок. Ты тоже легко предаешься чувству одиночества, ты тоже иногда с трудом "улыбаешься жизни". Ты очень интересно и хорошо это мне описал. Но как мало ты теперь пишешь мне... Зачем ты угадываешь с моей стороны нечто нехорошее, если долго от меня не получаешь писем. Я не знаю, Ванюша, отчего это, давай не будем делать предположений друг о друге. Почему же так мало доверия? И разве не друзья мы больше? Как это больно... "мелькнувший силуэт прекрасной незнакомки"... Нет, все не верно: мелькнувший?.. Да мы почти 5 лет уже знакомы. И сколько сказано, и как открыто! Подумай! Силуэт? - какой же это силуэт, когда я всю душу перед тобой открыла?

Прекрасной?.. Нет, и не прекрасной, ни в каком смысле. Все далеко во мне от прекрасного.

А что касается незнакомки... Ну, да, в обычном смысле, внешне, конечно, м. б. и незнакомка, но ты когда-то сам говорил иное. Ты был видимо в таком настроении, что так подумал. И все же это не то, что нужно в жизни. Не надо отыскивать чего-нибудь против другого. Я сама этим грешу. Но разве я совершенна? Мне иногда страшно от того, насколько я несовершенна и далека от сего. Ты прав, когда говоришь о жизни и об отношении к ней, но я не провожу это в жизнь. Я не чувствую себя хозяйкой ее, никогда не чувствовала. И м. б. это наша русская отчасти черта? Ты не думаешь? Разве мы по-хозяйски себя ведем. Великие-то наши люди и те стоят у стенки прислонившись, робко, не по-хозяйски. Я не сильный человек. Понимаешь? Я часто чувствовала - лучше было бы, если бы я не рождалась, что впрочем никак не исключает страха смерти. Никак.

Но не хочу сегодня писать в таком духе. Мне мало было с кем можно высказаться в жизни, и всегда была какая-то горечь. Сейчас у меня нет совершенно ни одной подруги. И сейчас я бы не смогла уже больше высказываться. Как бы я хотела говорить с тобой. Ну, да ты это тоже знаешь. И как трудно обо всем писать. Мне очень хочется сесть за работу. Какой я чувствую заряд для работы в каждом твоем даже мимолетном касании искусства. А иногда даже какая-нибудь мелодия в граммофоне затеплить может тоску по творчеству. Это неизъяснимое чудесное чувство. Не говорю уже о тебе, но вообще о людях искусства, - я думаю, что общение с ними очень благотворно.

Ах, Ваня, мне иногда хочется просто день записывать... Вот бывают дни, - не события, - а сами дни, в их освещении, шумах, ветре или тишине, в тенях и свете... такие разные, с такими оттенками настроений природы, что так и хочется запечатлеть. И думаешь: "вот, такой, а не иной день должен быть, когда мол "она" то-то и то-то переживает"... И страшно забыть. Вот, когда я только чуть-чуть стала на 10 мин. вставать в клинике, однажды был день, такой странный, какой-то солнечно-стальной, какой-то весь противоречивый... то солнце, то стальные тучи. То тихо, а то порывы и так, знаешь, вот как-то снизу завывает ветер и задирает тяжеловесные кусты, а они запрокидываются назад и так похожи делаются на тучных гостей за тучным обедом, отваливающихся в сытом смехе на спинку стула. И даже когда первый порыв ветра стихал, то долго еще качали ветками, точно так, как эти же сытые гости еще долго колыхаются в беззвучном смехе. И вот такой день (его не выдумать, не видав) как раз именно и должен быть, когда моя, загнанная теткой, Вера ³⁴⁸ убегает в отчаянии и тоске к парому, и холодно, и ветра порывы, и стальное негреющее солнце и это запрокидывание кустов, так напомнивших ей сытых плотью гостей тетки, обжиравшихся и могших хохотать над показанным пальцем в то время, как она, Вера сгладывалась оскорблением и обидой. Мне так было досадно тогда, что рука не давала писать. Я так некоторые картины ясно вижу, что мне иногда кажется, что все это со мной было. И я просто начинаю вспоминать: "ах, это вот то, отчего Вера сделала так-то и то-то". Но прежде этого у меня еще есть нечто на сердце, что хочется написать первым. Только когда и как?? Вот 12 и 13 опять молотьба, - слава Богу последняя, семенных уже злаков. А 11-го должна к doctor'y в Velp. A 7-го собираюсь в Гаагу, если буду здорова. У меня простуда не может пройти и палец нарывал катастрофально - вся поверхность сустава и под ногтем - сплошной пузырь с гноем. И теперь отодрался край, но одновременно с выходом материи, надирает дальше. Надоело, вся эта "куколка" тычется. Надеюсь, что к празднику-то попройдет.

Телушке моей опять лучше стало - тычется мордашкой, будто поцеловать хочет. Только мой голос услышит - отзывается. Молоко научилась пить из бутылки, так что не надо ей и пасть раздирать, а подхожу и показываю бутыль, она тихонько берет ее и я вливаю. Глупая, не хочет ни за что пить из ведра молоко, а только чистую воду, без муки. Молоко для питания стали ей вливать, а теперь - дрожит, когда бутыль видит, но из ведра не будет пить. Она и в детстве не пила, а сосала у матки, а пить никогда не хотела, все бились с ней. Правда тогда еще я или не занималась сама, а работники-то ведь нетерпеливы. Из новостей - пропала кошечка у нас. Гусей завели. Писала? Не знаешь ли ты, как у них отличить дам от кавалеров? Все они одинаковы. Напиши, пожалуйста. Кончаю, Ванёк. Обнимаю и благословляю. Оля

[На полях:] Да хранит тебя Господь и Царица Небесная!

Я не

Дорогой Ванюша, только что вот приехала от С. и принесли твое письмо, - тотчас отвечаю.

Спасибо тебе за все твои добрые пожелания мне! Как мне больно, что ты все нездоров - что это с рукой? Что говорит доктор? И почему не лечишь бронхит? Зачем выходишь на улицу? Неужели никого нет, кто бы исполнил твои поручения? Мы с мамой были в Гааге в церкви вчера, выехали еще в темноте, прибыли в 11 ч. и только что вышли из вокзала и направились к трамваю, как завыла сирена... Мы рвали и метали, думая, как отходит обедня... Пойми, что уже за 2 дня накануне мы все готовили к отъезду: варили кормовую сахарную свеклу для скота мелкого (маленьких поросят), чтобы прислуге было чем кормить, а то ведь заголодают, пекли для Сережи кое-что, для церковного дома, для Сережиной хозяйки, т.к. мама еще там остается гостить. Я готовила еду для Арнольда и Тилли на эти дни: супы разные, зелень и сладкое, частью картофель (пюре). Все расписала и "разжевала" Тилли... Сами-то прямо уж собираючись измучились, а тут... пожалуйте, - приехали, чтобы услышать сирену и прийти к шапошному разбору. Не могу сказать, как горько было. А собирались причаститься, - ничего не ели.

Наконец, отбой. Приходим в церковь... и что слышим... часы! ³⁴⁷ О. Дионисий оказывается ждал , пока кончится тревога и начнут приходить богомольцы. Начало тревоги было в 11, а служба обычно начинается 10-45. Ну, как рукой, заботу сняло. Потом проехали к С, - у него было очень хорошо - елку добыл (сестра Арнольда сама срубила в лесу и, отпраздновав (с русским мужем) {В оригинале фраза взята в квадратные скобки.} западное Рождество, передарила Сереже). Хозяйка дала свечей и игрушки и украсила ему. Лампадочку зажег он, цветов купил. Сидели сперва одни, а потом позвал и хозяйку и еще одного жильца и пили "Apricot brandy". Даже мне понравилось, - я не люблю пить. Достал С. конфет, а пили настоящий китайский чай. А утром сегодня были с мамой у доктора. Я с удовольствием тебе, дружок, опишу все, что он сказал. Как раз он сегодня был разговорчив и все мне впервые объяснил. Он находит, что у меня не почка первопричина страданий, но железы внутренней секреции. А эти последние в зависимости от нервов.

Он дает (гомеопатическое) лекарство, действующее на эти железы, и интересно: спрашивал о разных явлениях, которые меня уже начинали тревожить, а он обрадовался, сказав, что они-то и уверяют его в правильном пути, по которому он пошел в лечении меня. Например, у меня с некоторого времени начались боли в правом боку. Меня уже посылали к хирургу моему, но он в отпуску был. Я только было собралась спросить, а доктор сам говорит: "а желчный пузырь как?" Я показываю ему, где болит, а тот сияет. Успокоил, что еще даже сыпь может показаться по телу и головокружение быть. Теперь сбавил дозу лекарств до minimum'a: 5 зернышек {В письме рисунок О. А. Бредиус-Субботиной.} в 4 недели и прийти к нему в мае. Сказал: "если будете у д-ра v. Cappellen, то изложите ему все, что я Вам объяснил". Ну, посмотрим. У меня определенно явились некоторые признаки улучшения общего состояния, как например, сон и многое другое. Он очень доволен.

А хирург мой отличился... после нескольких раз напоминания Арнольда прислать счет за операцию, он разразился... ну сколько бы ты думал? У нас считают за среднюю операцию 300-400 гульденов, некоторые предполагали, что моя стоила бы 700-750, м. б. до 1000. А он... 125 гульденов. Это дико! Мы тотчас же хотели спросить его, не описка ли это; - потому что, подумай, 2 раза операционный зал по 30 [гульденов], пробная операция с ассистентом, гистологический срезок у известного профессора патологии (в его же счет!) и операция с ассистентом и еще специально для наркоза приглашенным врачом, плюс сам наркоз. Этих 125 не хватило, конечно, на покрытие его "себестоимости". Собрались писать ему, а вечером того же дня письмо от него, в котором он объявляет, что, собственно, он вообще не хотел никакого счета посылать за мою операцию, ввиду тех дружественных отношений, которые создались потом и благодаря которым он кое-что летом имеет для своей кухни. Ерунда и пустяки! Глупости ему посылали, зелень и фрукты с огорода, больше даже тихонько от него, прямо его экономке. Да, и послал этот счет в 125 только потому, что Арнольд ему сообщил, что мы в частном страховании состоим, причем добавил: "Если это общество Вам не выплатит всей суммы, то очень прошу выслать мне только то, что Вы сами получите". Я написала ему на это то, что я думаю и сказала, что этим он лишает меня возможности лечиться у хорошего хирурга. Послала ему перед его отъездом на Рождество цветок. И вот за 20 мин. до своего отъезда он еще позвонил... "Mevronw, как мне благодарить Вас?" А я ему сказала... "Вы письмо мое получите Doctor... Вы уничтожили меня своим письмом". "Ах, ах... это Вы преувеличиваете, это Ваша русская душа скромничает, наши бы тут были очень довольны..." И еще не все! "Я могу заехать к Вам на минуту после каникул? Я привезу тогда и книгу". - "Какую книгу?" - "Ах, я и забыл сказать, я достал, смог еще достать одну книгу о русской живописи и хотел ее подарить Вам. Это интересовало бы Вас?" Ну, это же прямо ужас! Закрывает мне двери для консультаций. Арнольд ему писал, что он не согласен так это оставить и постарается иначе доказать свою признательность. Но я чувствую, что будет очень трудно: за каждый пустяк он вымышляет тоже что-нибудь. Не похож на тутошних!

11.I.44 Ванечка, в субботу вечером не успела отнести на почту, а тут разразилась простуда - не могу из нее выйти, - сегодня чуточку легче. Целую, дружок. Оля

11.I.44

Дорогая моя Ольгуночка, чудесно твое письмо рождественское (и ты чудесно дала 8-летку Олю у окошка - "за звездочкой"). Этот твой рассказик о Сочельнике и "грехе" (новом для меня, после твоего "соблазна единого от малых сих" ³⁴⁸ в "Говеньи") - прекрасен. И подробности очень хороши: и "сугроб" у глаз, и о ресницах, и о - звездной игре, и - "кисель"... (тут - все !) Я почувствовал мороз, рождественскую ночь... - значит - дала искусно! Спасибо за этот подарок. Дай, поцелую твои глаза, такие зоркие, твое сердце - такое чуткое. Еще раз: пи - ши!!! Это - завет мой .

Мне не по себе. Все эти "святки". Но "святки" тут ни при чем. У меня как бы и не было Рождества. О, разве сравнить, что было на душе в прошлое Рождество! Твоя елка, - ты, явившаяся мне в ней. Тогда я, полубольной, жил. Теперь - вот, сведу: "жить - тошно, а умирать - страшно". Словом - все в окраске, в про-траве эсхатологическим, пусть и не вовсе логическим. Теперь гибнут повсюду, мириадами. Это - доходит и томит. Но валятся, как сухостой в бурю, - рядом, кого знал, и так скоропостижно, и, порой, так - жутко. А впереди... - если порой заглянешь предположительно, - жуткая темень, и, порой, очень ощутимая "внутренним провидением" каким-то. Все это - и фон, и ткань жизни моей изо дня в день. И уже не дает бодрости - ничто. На Рождество я напечатал здесь свой последний (по работе, дай Боже) рассказ - "Рождество в Москве". Меня благодарят, радуются... - но мне - все равно. Я не живу. Я - отмираю, от-жи-ва-ю...

6-го я, наконец, снял одну из тягот своих, мучивших меня: написал-таки, - и окончательно - завещание. Это стало необходимостью. Я не могу бросить в неопределенность труды всей жизни. И я дал им - назначение. Зная, что ты не откажешь мне в своем содействии - друга, дружки, души, [которая] лучше всех чувствует душу моих работ, (нет, не "мелькнувший силуэт"... это так, к слову пришлось, и надо это понять так и не вменять мне) я позволил себе привлечь тебя к заботе о судьбе моего литературного наследства, - как и раньше, предполагая, писал тебе: я позволил себе назначить тебя "распорядителем", в сотрудничестве с другим лицом, с тем , чтобы твой голос имел решающее значение в издании (во всех смыслах) и в устроении. На это дело - труд не малый - я определил 20% с валового дохода от использования (в том числе и фильмового, и театрального, и "приложениями"). Я не могу допустить, чтобы - хотя бы и ты даже! - помимо душевного-нервного труда, еще была в затруднениях материальных - в заботах о моем литературном наследстве. Я и сердцем, и умом обязан был озаботиться о самом дорогом у меня. Иначе судьба моих книг была бы непростительно-преступно беспризорна. Иначе - я предал бы все самое совестливое, и самое чистое, что было во мне. Не кори, не сетуй, а - похвали за это. Скажи: "да, так надо, и хорошо".

Моей руке немного легче, но ночью ее жгло, у кисти.

Я опять теряю вес, нет никакой охоты есть. Заставляю себя. И жить - нет охоты. У меня сдали нервы. И все - черно.

Я приветствовал тебя с наступлением Нового года. Я - старовер, Новый год - мой у меня, старинный. Тяжелый год. В 20-м (високосном) мы потеряли Сережечку. В 36 (високосном) я потерял Олю. В этом - остается - все Некогда ... Я не могу написать "Похороны - поминки" для II ч. "Лета Господня" и кончаю главой, - "Кончина". Мне тяжело. Написал бы, - м. б. и успею - ? - один рассказ - на тему: "воспоминание безмолвно предо мной свой длинный развивает свиток..." (Пушкин, "Воспоминание") ³⁴⁹ . Хочу исчерпать все , кратко, в беседе-сне-кошмаре г-на N. N. (русского интеллигента) - беседе как бы с чертом ³⁵⁰ . (Помнишь, в "Карамазовых", "Кошмар Ивана"? ^{3 51} ) Не устрашусь параллели: у меня - другой подход: пересмотр всего. И суд - всему. Форма: злой диалог, верней - монолог. Трудно, но - захватно, и мне , мне - нужно...

Прости мне это - такое не - "приветственное" письмо. Жить мне - тошно. Влачусь...

Господь с тобой, ты молода, ты - обязана жить. Я ни разу не был в церкви. И бронхит, и - безразличие. Твой Ваня

2/15.I.44

Дорогой ты мой Ванюша!

Горькое твое письмо застало меня тоже в тягостном состоянии: - после нашей поездки к С. мы с мамой дико простудились, - я - неизвестно где, а мама, кажется, в нахолодавшей постели. Она и слегла с страшными болями в спине, руке, плече, ногах, с насморком, хрипотой и температурой; это было во вторник. Я перемогалась без t°, крутилась, но в среду в урине показались сгусточки крови. Я не могла лечь, - не стану все тебе перечислять, но ты поверь, что, если бы я легла, то полуживая мама выкарабкалась бы из последних сил на все дела, ибо Тilly не могла бы одна. Принимать стала капли, которые от крови, и береглась, не наклонялась, не ходила, только, так сказать, порядок глазом и словом вести старалась. Вечером в среду сделала чай и иду к маме попить уютно и собиралась для горла сбить гоголь-моголь, думаю: "вот вытянусь удобно в кресле, отдохну". А мама: "Оля, у меня в груди опухоль". Не хотелось верить. Но это так. При этой простуде нельзя ехать к хирургу, позвонила ему тотчас. Обещал быть у нас или сегодня, или завтра, а коли не сможет, позвонит и тогда мы должны к нему в понедельник. Ну вот и ждем приговора. Понимаешь состояньице!.. Я крепилась все дни, приучая Tilly к самостоятельности в нашем многосуетном хозяйстве. И хорошо делала, т.к. сегодня крови показалось больше, и я должна была к ужасу моему открыться маме и лечь. Лежу. Пока не сильно. Были сегодня сильные боли, м. б. после них хуже будет? Результат еще не известен этих болей. Но мне на себя наплевать! Я извелась за маму. И, подумай, она часто после моего казуса себя "щупала". Ей кажется, что это образование за самые последние дни, но кто это знает? Ждем doctor'a. Не думала, что такое его у нас будет "гощенье". И развалилась еще я! А на той неделе молотьба... Tilly разрывается на хозяйстве и у больных. Я перешла лежать в столовую, чтобы быть в поле деятельности и не утруждать еще ходьбой к себе. Да и тепло. Сегодня день преп. Серафима, - верю в Его милость! Что мы за горемычные, - все-то на нас валится! Ванечка, до того мне горько - эти "завещания": твое и... мама вроде этого говорит... Душа болит. Пишу тебе дружок немного, чтобы только ты не оставался долго без весточки и привета ласкового. Не могу длиннее, очень уж "на угольях", так тревожно на сердце. Но как только поотляжет (Господи, дай же!), - напишу, родной, подробней. Не унывай! Молись, Ваня, молись и молись; - за больше, чем 2 года получила от И. А. письмо на эту тему. Перепишу тебе - оно очень четко и верно. Пришло в горькую минуту, когда опухоль оказалась очевидностью (у мамы). Что-то еще нам предстоит?! Помолись за нас, Ванечка! Благословляю тебя и обнимаю душевно и хочу успокоить и согреть. И сама вся застыла в горе и тревоге. Господи, помоги всем нам! Твоя Оля

[На полях:] 17.I.44 Ванюша, доктор ни вчера, ни в субботу не был - сломался его автомобиль. Опять томиться - ждать до среды-четверга. Пойми страхи мои... Умоляю тебя: помолись горячо со мной вместе за маму, т.к. "если двое или трое попросят во Имя Его.., то дает им Отец Его на небеси" ³⁵² . Помолись за мамочку, чтобы выздоровела. Твоя Оля

Если у мамы что-нибудь злокачественное, то и для меня скверные виды. Доктор так и говорил: "иное дело, если бы у Вас была такая наследственность". Но на меня - плевать! Господи, помоги!

Миленький Ванюша, наконец-то был у нас доктор и кончил мучительное неведение и это трепыханье между надеждой и отчаянием. У мамы пока что он ничего страшного не нашел и хочет выждать еще недели 3, - тогда окончательно скажет. Это очень поверхностная, подкожная опухоль, будто бы не похожая на мою. Я его при случае спросила, давно ли моя у меня образовалась по его мнению, на что он высказал предположение, что она сидела годы , - м. б. 2 или 3. Тогда м. б. и Wickenbourgh'cкое падение имело значение. Ну, это все равно теперь. Ну, Ванюша, а ты-то как? Все это время я думала о тебе... Ты не тоскуй. Посмотри, как хорошо уже становится теперь небо - предвесеннее оно. Голубое... и в нем уже не сухими тычками-палками сучья дерев, а сочными, гибкими, хлесткими плавно ходят. И гуси наши как кричат... задирают головы в лазурь и машутся крыльями. Радуются солнцу, купаются, брызжутся.

Но только я их сейчас пока не вижу... слышу только издали. Я лежу, Ванечка. Опять кровь... Не пугайся, не сильно, но все повторяется, каждый день, хотя и лежу.

Я исстрадалась за маму, м. б. и нервы причинили свое.

А доктор не мог быть раньше - его ассистент заболел в свадебном путешествии и теперь лежит, а хирург один разрывается. Был мне вчера. Привез мне подарок - книгу о русской иконописи и гордился, что смог хоть что-то такое достать. Ничего теперь не найти. Часок посидел и улетел. Сегодня трудная операция - вынет легкое у девочки. Рассказывал мне и сознавался, что волнуется, как перед первой. Но он любит трудности преодолевать и массу работает. Такой живой человек. И не похож на европейца. Мной был недоволен - давно не видел и нашел, что я очень похудела и бледна. Ну понятно - и "эмоции", и столько дней кровь теряю... Читаю в постели и очень хочу, как только смогу сидеть, писать... одно, самое заветное. Помолись, чтобы Господь дал мне помощь. Ибо это должно. Если и ничего другого не будет, то это должно быть! -

Какие дикие иногда бывают сны! При таком моем состоянии тоски... снится маскарад и такие все безвкусные костюмы. А я говорю: "Я в один день устрою себе из имеющегося у меня старья, костюм... чего бы ты думал? - бутылки шампанского"! И вижу себя: в темно-зеленом платье (есть такое, очень удачное, длинное) и в золото-брокатовом тюрбане - в виде пробки! Башка моя - пробка! Забавно? Оля - бутылка! Все чушь! Давно хочу тебя спросить - знаешь ты писания Никифорова-Волгина? ³⁵³ Не знаю почему, но он мне прямо все нервы вытягивает, моторИт (от мОторно, как у нас няньки говорили вместо тОшно, тошнит). В календаре его отрывки помещают около тебя (например, Пасха) и как же это его убивает! По-моему он тужится быть на тебя похожим, а выходит до того грубо. Как он пасхальный звон изображает... не река звуков чудится, а учебник арифметики Малинина-Буренина с задачей: сколько человек требуется раскачать колокол, если он весит столько и столько-то...

И все в этом духе. Все равно, как и о постном рынке, будто он говорит: "Я вот расскажу вам, как грибами на рынке пахнет и, что вот то-то и то-то стоит там...", - а ты и не чувствуешь ничего, т.к. этими словами все исчерпано. Как анекдотчики неумелые, начинают анекдот с раскрывания его тонкой пикантности и еще сами первые начнут хохотать... "не правда ли, смешно?" А тебе и не смешно и нудно. Слышала я много восторгов от Никифорова-Волгина, особенно в Берлине у русских, но не могу понять их. А ты что скажешь. Меня рвет с него, хуже еще чем с Гиппиус и Мережковского... И еще считаю святотатством тебя имитировать, да так грубо. Болван!! "...Березы - белые виденья... спят в них галки..." ³⁵⁴ Какая прелесть... Именно спят в них галки... А м. б. и замерзли?.. И чувствуешь нашу чарующую зиму... Как я люблю все твое!.. И как чудно у тебя "...вспыхнуло крестом..." на куполе, в Пасху ³⁵⁵ . Не "вспыхнул", а "-ло". Как много в этом. Там было бы - просто, физически - электричество ли, масло ли?.. Что-то из физики... а тут... из... сказки, из тайны - "вспыхну ло ", что-то. То, что поразило и удивило чудом

Недавно, делая мысленные наброски, поймала себя на том же, что именно так надо было записать... "...неестественно тонко и отрывисто у него это сказалось". А не... "неестественно тонко и отрывисто он это сказал". И многое. По Никифорову-Волгину надо учиться как не надо писать. По-моему. Скажи твое суждение. Мне не достает образования. Я это чувствую. Хотелось бы прочитать всех философов мира. Читаю сейчас книгу о нас, на философской подкладке. Я - неуч, но... О, если бы знания! Я часто оппонирую автору, в общем восторгаясь им. Как надо много читать! Как мало я знаю. Если бы нам вместе работать с тобой! Только, Ванюша, не унывай! Все хорошо будет! Ходи в церковь. Меня огорчает, что ты не ходишь! - Сержусь на минор твой! И это "завещание". Ванёк, больно! Ты знаешь" что я все для твоих работ сделаю. Твои книги... ты же знаешь их для меня цену, значение! И к чему эти рассуждения дельца? Ты - делец? Мне больше хочется узнать, кто это "другое лицо", с кем ты связал меня твоей волей? Скажешь? Оно, конечно, первое, а Оля... "пришей к козе хвост".., чтобы не обиделась... Да? Как когда-то с предложением перевода? Но я не обижаюсь. Мне только горькое что ты опять за эту песню... Береги здоровье - ибо в нем все благополучие. От бывших друзей, почти от всех грустное слышим, то, что и об отце Иоанне ³⁵⁶ . Вероятно, тоже самое было бы и с моими. Но кто поручится хоть за один день?

Какая странная наша жизнь. Вы - старшие, хоть начало-то ее видели радостным, лучшую половину прожили хорошо. А вот я? С 10 лет ничего не вижу. И еще останемся ли живы? Сегодня письмо от И. А. для мамы - ему лучше стало жить, "ноги окрепли", пишет. Читает лекции и издает книги (4-ую собирается), имеет чудную квартиру уже, по вкусу. Слава Богу. От тебя давно ничего не имеет, пишет... Ванечек, улыбнись и не тоскуй! Хорошо? Ох, как надоело и больно все лежать. А сегодня от окна дует, где я лежу, на притыке.

[На полях:] Извини каракули - трудно лежа.

22.I У меня опять горло начинает болеть. Дует в окна шторм.

Но все не беда. До свиданья, Ванёк! Будь здоров и Богом храним, целую тебя. Оля

24.I.44

Дорогая Ольгуночка, очень удручен твоей болезнью и тревогой за маму. Рок какой-то... одно за одним! Передай Александре Александровне, как я горячо хочу, чтобы все мучительно-тревожное разрешилось благодатно, и верится мне, что - м. б. - будет так. А[лександра] А[лександровна] и верующая, и сильна волей и упованием, - это очень поможет благому исходу. Твоя болезнь... - опять итог "напряжений", ты не хочешь хранить себя, ты скачешь, будто совсем здоровая, да еще в такие времена, когда и здоровым людям поездки вот-как обходятся! Или ты не можешь молиться душой, непременно нужна "праздничная" обстановка? Ты и туда, и сюда мечешься, и это при работе по сложному хозяйству! Нет, мои слова втуне, и всегда были втуне для тебя. Доктор сказал тебе - нарушена работа "секретивных" элементов... Возможно, что, именно, в этом все. Подобное и я тебе высказывал, по "выводам", правда, для невежды в том, очень смутно. Но эти "скачки", в теперешних условиях, такое усилие, которое только способствует болезни: и простуды, и "нервы"... - все. Поверь, не мой эгоизм говорит тут... но верно, что эти страдания твои - и за маму! - лишь увеличивают тягостное во мне. Мое состояние "тревоги", подавленности, думы о конце... - конечно, следствие пережитого, 3-го сентября, вот когда отозвалось! Кто сам не испытал такого, посвистывает. Разве я не вижу это на наших "парижанах"! Жители нашего испытавшего столько округа, когда каждый день на глазах - разбитость, - "помпеи" - совсем особливо живут и несут, чем сторонние. А у меня перед глазами каждый миг - вот, за окнами, - ка-кие следы! И это зажигает вновь и вновь во мне "утро 3-го сент." И вот, все же, стараясь, что ль, подавить это, я писал... и, на час-другой, забывал... 16-го, в воскресенье я начал новую работу, представшую передо мной еще в декабре прошлого года, во время болей и рвот, ночью... Я писал, кажется, тебе... разговор с "чертом"! Рискованная работа, тем более, что "ситуация"-то такая у Достоевского в "Карамазовых" - Кошмар Ивана Карамазова, черт. Это меня не остановило. И я преодолел сомнения. Я написал большой рассказ, в 13 моих страниц. - "Почему так случилось". Юля была ошеломлена, знаю. Я работал 2 дня, и правил, пройдя - три! - редакции, вновь переписывая, еще 5 дней. Закончено. Столько затронуто... такой "склад всего"... - на пол сотню бы рассказов кому хватило... и - каких! Думаю, тебя бы захватило... - все острое, самое страшное... тронуто... - "чертом". Это не галлюцинации, как у Достоевского, а сон. И надо было все обосновать. Мой вышел ку-да злей-ехидней, чем у Достоевского... О, ско-лько грязи! сколько правды в неправде! Эта работа меня хлестнула и... повергла. Я ее не напечатаю... теперь: половина читателей не совладает, в другой... - отведут "воду" на свои "мельницы"... - и только смутишь... а та масса, оттуда, - а ее здесь есть, много, - просто, или не поймет - сколь же все другое и непонятное... - надо быть в курсе русской "общественности" и даже истории русской литературы, знать хоть немного музыку... - у меня и "симфонии"! - или злорадно станет потирать руки, - а, что? у нас-то не то, мы-то... и проч. Я не хочу - для глупцов - "добивать" уже поверженное. Мой собеседник - профессор, старик... ни дурной, ни чистый, а... "замешан на водичке". Между прочим, у Трубецкого Евгения ³⁵⁷ , в его работе, очень интересной об "иконе" ³⁵⁸ - упоминается о Страшном Суде, где иконописец привязал кого-то к дереву ³⁵⁹ , посередине, - ни туда, ни сюда... Так "черт" издевается над этим - "похожим-вы-литым"... - "привязал, как вот кобелька мужик, ве-ревкой, драть способней". - Похихикают дурачки, а всей "сути" не поймут. Нет, не напечатаю, не таков час теперь... До чего несчастны, все, все люди, до аннамитов и китайцев! Все в "петле". И эту петлю сплел "черт", это итог всей человеческой "чертовщины". Найди-ка правых и виноватых! Шли по такой дорожке... и до-шли, дошлые! - И так дошли, что выбраться нельзя. Как ни суди, отчего, почему, все это "частное" будет... временное-условно-историческое. Тут - неизмеримо глубоко, в этом - все! Тут не Иовово "испытание", тут - уже подлинный Суд за - все. И русская литература... - ждала и предупреждала: Достоевский! И Толстой, пу-таясь. И... - святые наши. Близорукие и ныне будут повторять зады: в итоге вот таких вот "политических-эгоистических и прочих фактов" - вот это случилось. Пусть их... - мы-то знаем, как и отчего мир сошел с ума. Маленькие глаза видят маленькое... что поделать! И этим маленьким дано было затянуть петлю. И не кончится это "удавление", пока не будут глаза - и ум, и душа! - большими! Все было дано... - и это все - легкомысленно кинуто на ветер. Ну, будя. Можешь - пришли, что пишет - и между прочим о молитве, - И. А. {В оригинале описка: А. А.} А я, если найду силы, - может быть... перепишу для тебя, - и только для тебя! - "Почему так случилось". Я так устал. - Твой хирург - белая голландская ворона, и не только - голландская. Скажи ему, я, с твоих слов, любуюсь им. Такими стоит жизнь. Не потому так пишу, что он "задаром" работал... нет, вовсе нет. Тут он был даже и неправ: за счет состоятельных он может делать добро для неимущих... Нет, он "доброго теста". Какая радость... ныне-то! И не от рассудка - так. Помилуй его, Господь. - Александра Александровна - года два тому - ? - упала с лестницы... - вот - и-тог! Это не наследственное... чего ты мнишь?! И ты... "остро ушибла грудь". Это я помню, но не могу установить времени, трудно искать в пачках писем, да и упакована часть. Хотел бы уехать из Парижа, но - куда?! Так это сложно с моим режимом... с моей работой... а для "Путей" - сколько спра-вок надо, столько тащить... и - на что поедешь! Не в смысле денег, это - второстепенное, и у меня нашлось бы... а - на какое неизвестное?! Когда изо всего условного покоя-тиши, теперь, кажется, лишь одно Монте-Карло еще - по чертовой думке - ?! - крутит шарик... вот где бесы-то крутятся! Я бы хоть на денек желал очутиться там, чтобы... поглядеть... "пир чумный". Ах, какие были дни в Ментоне, когда мы с доктором... - я почти больной, в 38 г. полеживали под эвкалиптами на солнечной поляне в парке герцогского имения - живала сама Виктория! ³⁶⁰ и наша императрица М[ария] Ф[едоровна] ³⁶¹ Мало было в кармане, - хоть я и угощал компанию, - в пути на автокаре завтраками... и меня выдавали за американского "короля". По каким стремнинам мчались, по Эстерелю... над Каннами и проч. ... дух занимало, и было - мне-то! - все равно: уйти бы от пустоты... Я был опустошен. И где-то уже томилась - снова и снова, после мытарств! - ты, моя [светлая]. И я... не знал. Но... все так, как предуказано... Отвратительная лента, крутится!.. Другой день топят скверно, радиаторы холодные, не ладится у истопника с угольной пылью... а то было 20-21. Зябнут ноги и пальцы, руке легче, почти прошло. И не знаю, что буду есть... никуда не хочу идти добывать, а А[нна] В[асильевна] лишь завтра. Так, яичко сварю... молоко. Принес Меркулов, милый. Не было у меня радости Рождества, из-за бронхита и темноты не был в храме, и елочки не было... Юля привезла цветочков, конфет... еще... От одной читательницы, обрадованной "Рождеством в Москве", получил ли-мон!! - и банку американского какао, ее мужу ³⁶² - чужеподданному, Красный Крест дает, она ездит проведывать. Он интернирован: ду-рак! когда-то стал подданным какой-то микроскопической респу-бли-ки! - втюрившейся в... войну против - !!! - Германии. Ну, и сиди у моря, и жди... че-го?! Русский дурак, м. б. и не русский даже. Одним словом, - от синема предприниматель. И русская... дура... - о, у-мная! - старообрядка... имела неосторожность - в безумные дни 17-го, связать с ним судьбу! Масло и вода. Теперь, из-за своей "святости" - несет некий подвиг... ездит навещать с посылочками. И каждое воскресенье причащается. Лет 45. А знаешь, наши "демокрытики" убили бы меня одной ненавистью за мой - "Почему так случилось"! Да ведь мой "человек из ресторана" ко-гда еще их высек! но там было смягчающее... некий запашок. А теперь... Между прочим, "черт" так говорит по поводу пушкинского "Демона". "Х-ха... ох, жале-тели эти... "...и дар невольный умиленья...""! ³⁶³ Ну, что я могу к... пятнадцатилетней невинности, с душком просвирки!.. Нет, я люблю с горчи-чкой..." Рассказ идет в мажор... и разряжается... ударом. Откуда я нашел в душе столько "чертова яда"?! Мне мерзко стало... Ну, выплюнул... все . Холодею, думая, как ты теперь... Боже, вся израненная! и на-до крутиться... надрываться. Бедная... Олюнка горевая моя... чем тебя утешу, чем обогрею, приголублю?! Вот этим, сердцем, которое бьется так далеко от тебя... - бессилен. Унестись бы на ковре-самолете... но эти "сказочные экипажи" заняты иным. Все в голове смешалось... о чем бы приятном написать?.. И не поворачивается язык сказать - работай! Ты - вся - на каторге. Поцелуй бедную маму, и благослови... - вся - вера! Целую тебя, голубка, Господь с тобой. Твой Иван-Ваня

4.II.44

Милая Олюночка, я очень тревожусь, - нет известий. Не могу писать... - жду от тебя. Что у вас? и твое состояние, и что с А[лександрой] А[лександровной] - ? Сегодня 14 дней, как получил твое тревожное... - от 15.1 (получено 21.I).

За эти дни я еще раз - в 4-й - ! - переработал рассказ, который ты получила, думаю ³⁶⁴ . Стало полней и глубже, (вместо 12 стр. - 17-18!) Но этого мало: я переборол свое чувство "отмахиванья" от последней главы "Лета Господня" и - написал - "Похороны". И таким образом завершил "Лето Господне" - вполне . Удалось! Кончил я так , как - единственно - только и могла завершиться эта большая - родная - работа, - на особенной - и единственной! - ноте! Этого-то я страшился, что не удастся. И вышло как-то независимо от меня... само - и - неожиданно. Последние слова... - и представить не можешь... - как это подходит ко всему в кни-ге...- "Святый... Бессмертный... Помилуй... на-а-ас!.." Это надо читать самой или слышать в моем чтении. Заключительный аккорд! Я написал этот (10 стр.) очерк - в два дня. И проработал.

Теперь - все. В книге будет около 25 (!!) глав.

Теперь я свободен... - Душой... (а то - висело тяжестью и я не мог отдаться другому) - и сегодня, благословясь, начну вплотную, без отрыва, - уже начатые "Пути Небесные" - ч. II. Оглядываюсь... - ско-лько же я всего да-ал! Серов - почти единственный слушатель, - вскричал-было... - о "Почему так случилось"... - "это... это... ... ..!" Очевидно - я понял - он хотел выпустить словечко, начинающееся с буквы - "г"... Ну, я знаю, что кррепко дано. Бог помог! Да! - Ну, сомневаться можно, но что с помощью Божией, только! - я мог дать последнюю главу "Лета Господня" - для меня это несомненно. Только так м. б. написать, вдруг

Целую. Твой Ваня. Господи, пошли им (вам!) - покой и облегчение скорбей. Ваня

Ольгунка, твоя бегония - на именины к 42 году, что-ли... вдруг ожила!!! А то погибала, хотел бросить. И, кажется, мой лимончик, пораженный антоновым огнем - вдруг дает глазки!!

5.II.44 2 ч. дня

Дорогая Олюша, вчера, только что понесла А[нна] В[асильевна] письмо тебе, принесли твои два, от 22.I ³⁶⁵ . Отвечаю на твои вопросы. Никифоров-Волгин... - ты его так разделала, что ничего мне не оставила. Конечно, - "влияние", доходит до прямого подражания. Но что ты хочешь?! И мне отвратно читать, будто меня корежат, пародируют. Думаю - без умысла. Ах, милая... есть Лувр - и есть "панель", парижская, есть стены около Одеона, и бедняги "рембрандты" и "рафаэли" выставляют... - порой не сплошь бездарные, как и Никифоров. Незнанием "моего" прикрыться он не может, он даже - вижу, вот, - еще в 37 году прислал мне свою книжку с надписанием - "Любимому русскому писателю" и проч., - "Земля-Именинница"... (это мое - из "Троицына дня") ну, я поглядел, - оглавление! - прочел на-выдержку два-три места и поставил в отделение - "ненужного". Настолько, значит, "любимый", что - "не могу не..." списывать, марая! Довольно с сим. - От Ивана Александровича - есть почтовое сообщение? Напиши, у меня к тебе просьба - в следующем письме. У нас нет, жаль. Пришли же его - о молитве. Думаю, что он и тут - "фи-ло-со-фи-чески"! Для молитвы не может быть правил, определений - так-то и так-то... "мозговых". И все, что даже отцы говорили, если не лишне, то - из-лишне! Единый наставник и водитель - сердце. И. А. чрез меру - во многом - правило-установщик. В нем есть порядком - склонность "учительствовать" и "ре-гла-мен-тировать" - теоретик! Даже и в "молитвенном" - дидактик и методик. О молитве... - он может хорошо сказать, но не для молитвы (* У него и лампадка-то на электричестве: трык... - возжег! Чисто, удобно - и легко! но удручает [спускотня] французская! Легкомыслие.). Впрочем, иногда даже у "безразличных", но даровитых, и о сем выскочит недурно. У Герцена, к примеру, хорошо об "Иверской", почему она стала "чудотворной". Сила напряжения прибегающих - сотворило чудо сие! Немножко от... фи-зики, правда... как бы нагружение аккумулятора или лейденской банки. Но - любопытно... Кстати, достань-ка Евгения Трубецкого, две статьи, писанные в 916 г., "Два мира в русской иконе" и... - заглавия не помню - "Смысл русской иконописи" ³⁶⁶ Затем... - "в покое" и в "довольстве" - упадок, власть - тела!

Ну, и мастерски же ты дала "сказочку о двух братьях!" ³⁶⁷ И о "мебели"!! Кошмарное. Ми-лая, про-шу... нежней-любовней относись к этим стульям из "дохлого дома": они же... - му-че-ники..! ты вглядись в них!! Или вели гостям вальсировать с ними или - их время! - плясать польки. Мажь их кремами, гусиным жиром, поливай супом, плюхай на них паштетом, если есть, вином обливай и... пригласи "влюбленных" и... пусть посидят на них, пошепчутся. В заключение - когда будет мороз - пусти на топливо, - и им будет утешение - "мы пригодились, пригодились!" - и тебе теплей. А рассказ про ведьму с газовым счетом..! ... - да "Плюшкины", просто, простачки, и "сухарь" его - потрясающая любезность! доброта! - Передай маме мои - тревогу и надежду на благое. Томит меня твое нездоровье, бедненькая... да, тут причинны нервы, нарушенное равновесие, разнобой в управляющих в сем нервных центрах. Думаю, что надо следовать последнему лечению. Простуды, грипп - так влияют на "эквилибр" {"Равновесие" ( от фр. équilibre). Но если ночью... вряд ли заставлю себя. Я писал тебе, что раздвинул рассказ "Почему так случилось"... он стал полней, сильней. Я должен был "выплюнуть" его из себя, мучил. Зародился в ноябре-декабре 43, когда тяжело болел... и это мешало мне уйти в тихое - в "Пути". Кстати, не прими "грехи" за мои! Меня, правда, тащили к церкви на корде, но - никогда не покупали "коврижками"! Я преступлением считал бы такое, тем более - матушка! Я "сеивал" по глупости "истину", я певал "Волгу"... да... но никогда не "татьянил" - поверь! Что-то - что?! - мера?! - претило. Я же эн-когда все это казнил - в "Человеке из ресторана". Да, мера, некая "здравость", что ли, - "пушкинская" - прости, Господи! и - благодарю, Господи! Но мне надо было - поздновато, да... - ожечь нашу - поганую и - во многом чудесную - "образованную часть" общества! Я не беру огульно в рассказе ты-то поймешь... недаром там - чертом даже! - выделены "Пушкины", "Менделеевы", "Чайковские", "Трубецкие", "Феты"... и - Ми-ки-ты... и даже "воробей", ушедший от "разрешенного вопроса"! Так у Достоевского... Смердяков вешается, а "умник"-то... - "по-середке" остался. Ах, как все это дико-сложно! Одно знаю: теперь получен закал, надо только, чтобы для чудесного теста будущего сохранились живые дрожжи! Чтобы лучшее от лучшей части нашей преемственно было принято... - "дрожжи закала"! После всего - и культурного расцвета и - нашего пога-нейшего и страшного погрома в большевизме, этого потопа нечистоты... верю: не может быть, что все - впустую. А... все - во-имя приведения к Цели, - т.е. высшему, на что может быть способна страна. Она должна пережечь всю "нечистоту", в тугах изжить... и - донести врученный ей Крест - хотя бы до земного неба! Согласна, детка? У, какая ты му-дрица! О, дорогая... руку, руку!.. Если бы с тобой суждено было что-то еще делать, немного, немножко... жизни! О, не "для себя"!., "для себя" - это - "вместе"... только. Ну, ты понимаешь, ты со взгляда одного понимаешь - все. Мой "рассказ" поймут, почти, лишь - 5 на сто. Потому и не хочу печатать. Да еще в газе-тке! да еще половинками! - велик! Жаль. Но мать станет ли показывать ребенка, если могут увидеть одну "пятку"?! - или - через кривое зеркало! Жаль, что нет у тебя окончательной, полной редакции. Я еще помучил себя и всякими "вводами" раздвинул на 35 процентов! "Дураки" будут только хихикать на "черта" и на раскромсанного "профессора". А "дураки" оттуда - будут тупо тупиться... - ни-чего не поймут. А теперь, хоть последнюю главку "Лета Господня" пошлю тебе. У меня нет времени - все переписать. Мне нужно уйти к "Путям Небесным", торопиться их одолеть. Тогда я успокоюсь. Да, опять ты... ежишься и "сама себя обижаешь", по поводу моего распоряжения "правами литературными". Как раз наоборот. За тобой-то и признано "руководство", ты - все решаешь. Но я, - и во избежание "кривотолков", и по другим соображениям, ввел еще лицо, связанное с Ивом и памятью покойной Оли: Юлю. Ты многого не ведаешь. За эти последние годы - войны! - я ей мно-гим обязан... - правда, Оля {Вероятно описка И. С. Шмелева, имеется в виду Ю. А. Кутырина.} слишком всю себя отдавала... - это ее душевное право. Но я и указал, что ты, как никто, знаешь "душу" моего творчества и я заповедую руководиться повелительно твоим суждением. Так сказала мне совесть, когда распоряжался. И мне грустно, что и в этом ты почувствовала какую-то мою недооценку, недоверие! Нет, как это неверно..! Ив не в силах тут, знаю... и Юля... - куда ей... но она, ради благоговения к светлой памяти "теть-Оли" - уделит от своего досуга. Она куда старше тебя, ей 51-2 г. Видишь, как я тебя знаю... как я тебе верю, как высоко чту тебя. И как дела у меня - тут-то хоть - не разойдутся со словами... Я просил тебя не раз - и ты хорошо отвечала мне. И потому, думаю, тут с моей стороны нет дерзкой нагрузки... на тебя. Да?

А теперь - вот, последняя глава "Лета Господня", на этой неделе - 2-3 дня - дал Бог - написанная, свежая... - Да-ааа, пояснение: тут ты встретишь новое лицо - Анну Ивановну. Она дана в предыдущих главах, начиная с главы "Горькие дни": еще - "благословение", "Соборование", "Кончина"... Ее, лучшего и полнейшего, что в русской простой женщине есть, - и не хватало "Лету Господню". Она как-то сама вросла в него. Случайно, вспоминал я... и вростил ее! Она сама пришла и сказала: "хочу потрудиться... дозвольте, голубчик Вы наш, Сергей Иваныч, походить за Вами, больным..." Она влекла к себе... чем-то... своею всякою "Хорошестью". Такими держалась земля! Вот ее "пачпорт", как дан сжато в "Горьких днях", чтобы ты видела ее и "снаружи" {Далее в оригинале текст глав III части романа "Лето Господне": "Горькие дни" и "Похороны".}.

В следующем письме. Ваня

21. II. 1944

Дорогая Олюша, я все еще у Юли. И здесь не слишком тепло, но все же терпимо. С едой - вполне сыт. Переписываю для копий - и прорабатываю 9 глав "Лета Господня" и посылаю тебе кусочками, - сохрани. Ответь мне, имеется ли у тебя "Крестный ход", или - подзаголовок - "Донская"? У тебя, знаю, есть из 2-й части "Лета Господня" - "Вербное воскресенье", "Михайлов день", "Именины" - в двух частях: 1 - "Преддверие" и - 2 - "Торжество". Что же еще должен тебе послать? - кроме оставшегося из 9 новых глав? Состав 2-ой части книги "Лето Господне" - определился так: 1 - " Ледоколье", - март, колка льда на реке. 2 - "Петровками", 3 - "Крестный ход", 4 - "Покров", 5-6 - "Именины", 7 - "Михайлов день", 8 - "Филиповки", 9 - "Рождество", 10 - "Ледяной дом", 11 - "Крестопоклонная", 12 - "Говенье", 13 - "Вербное воскресенье", 14 - "На Святой". 15 - "Егорьев день", 16 - " " (есть у тебя?), 17 - "Святая радость", 18 - "Живая вода", 19 - "Москва", 20 - "Серебряный сундучок", 21 - "Горькие дни", 22 - "Благословение детей", 23 - "Соборование", 24 - "Кончина", 25 - "Похороны".

случай издания.

Как ты мне редко пишешь! Чем больше тебе шлю - реже отвечаешь. "Мышь сыта - так и мука горька"? Ты уже зарылась в моем, оскомину набьешь? И гложет мысль - да посылать ли? И не подходи к моим трудам только "сердцем". Я, кажется, не однотонен! мне, думается, и воображение доступно, и "перевоплощение". "Пушкин" - новая грань... - как и другое, немалое. Ну, ладно.

Я уже объяснял, что "детское словечко" - это - "жёлтики", первые - желтые цветочки, - одуванчики, куриная слепота, свербика? А вот, о "просьбе"... Это, м. б. шалая мысль и - пожалуй, безнадежная. Я чувствую, что не найду здесь достаточно сносных условий для работы над "Путями Небесными". И... - если бы, месяца на три - 4 - уехать хотя бы в Швейцарию?! Там у меня есть некоторые, конечно, очень небольшие, - средства, мой гонорар, за "Няню" на немецком языке, изданную во Фрауэнфельде ³⁶⁸ . С... 1938 года! Выписывать их сюда пар "Оффис де шанж" {Через "меняльную контору" (от фр. } мне не рука. Дело в визе и - разрешении французских и оккупационных властей. Но лишь получив визу, могу хлопотать о разрешении. У меня в Швейцарии достаточно читателей. Как и в Германии - 10-11 книг переведено! В 38 году мне дали визу, не потребовав залога в 30 тыс. французских франков. Благодаря ходатайству мужа моей переводчицы г. Кандрейя. Это почтенный человек, швейцарец, судебный следователь. У него есть влияние в Берне. Если бы наш друг профессор снесся с ним - адрес ему известен - на предмет визы для меня? С Иваном Александровичем у меня сношений нет. Я из твоего письма понял, что он тебе пишет, как и ты ему. А м. б. я ошибся, и дело идет о другом? Вот в этом и моя просьба, - о визе мне. Иначе я не смогу уйти весь в работу над 2 частью романа "Пути Небесные". Можешь - посодействуй. Этим и кончу тебя тревожить, не заикнусь. Думаю, что Иван Александрович пальцем не шевельнет. Скрепя сердце пишу тебе. В Швейцарии я бременем не был бы никому. Но сложность еще в другом: если бы и получилась виза и позволение выехать, то смогу ли повезти с собой черновики, собранный материал для романа? Очевидно, надо будет все представить в цензуру. Очень это громоздко. И, вообще, план мой кажется мне утопическим.

Еще раз скажу, что твои письма интересны, и твоя чуткость в понимании моего творчества - очень ярка.

Мне остается переписать для копий только две главы, работы на 3-4 дня. И тогда - как только удастся вернуться к себе - отопление и по сей день не починили, у меня в квартире почти на ноле, - хотел бы приняться за "Пути". Очень тревожит сохранность твоих писем... - куда мне их поместить? так все непрочно в наши стремительные дни! - Измучился жить без мытья, без частой смены белья... - на самочувствие действует давяще! А на-юру, в холоду... - какая ванна! А то, когда было тепло у меня, бронхит мешал мыться, докторша моя запрещала. Теперь, слава Богу - нет бронхита, - вымыться бы - и - чистым - пи-сать, пи-сать... А я вот 10 дней калош не снимаю, кутаюсь, как самоед... Здесь - температура - градусов 12-13, ну - у печурки греюсь, оторвавшись от работы... курю, думаю... Все невеселые мои думки... Да-а... что же мне делать с твоими 530 франками?! Изволь написать.

Передай маме мою радость и надежду, что все будет благополучно, что серьезного нет в ее недомоганиях. Ты так и не говоришь, что же ты-то? Опять лежала, и - опять скакала! Понимаю, - на-до, с мамой... - но, милая, может случиться наоборот - ты будешь - не дай Бог! - валяться, а маме скакать придется. Сегодня надеюсь отправить тебе конец "Живой воды" и "Москву" с началом следующей главы - "Серебряный сундучок".

Напиши, что я посылал тебе в окончательной редакции. Знаю - "Куликово поле", - еще?

Переписка этих 9 глав меня расстроила. Это - очень мучительно - уйти в тяжелое своей жизни. А мое воображение - пронзает. Не думай, что я "вспоминаю - вижу": я многое и во - о - бражаю. Разве можно все запомнить?! Я - как бы вновь творю.

Храни тебя Господь! Ваня

10.III.44

Дорогая моя, Ольгушонок ты мой далекий! Сегодня от тебя письмо, от 29, что ли, февраля, без даты ³⁶⁹ в письме текст поврежден.}, "в нервах", ночь на 2-ое, спускался в "абри" {"Убежище" (от фр. abri). }, но на 3-ье, в сильную пальбу, не ушел, зато испытал сильный-таки "массаж", очень у нас палили по "убийцам" - детоубийцам! Снова уехал на Юлину квартиру, на 3 дня. Там уютней. 6-го опять вернулся, и опять - "массаж"! Приходится теперь с собой таскать [рукописи]-уники. А посему решил отдать в печать и "Почему так случилось", м. б. в субботу появится, в 2 приема, т.к. новая редакций этого рассказа аж в полтора раза расширена! Напечатаю, надеюсь, и все новые главы "Лета Господня" - таким образом вернее сбережется, что-нибудь да уцелеет от всех "возможностей". Представь: мы как сговорились! 3-го марта я запаковал все твои письма [1 cл. нрзб.] в 4 пачки, - 270 писем! На каждой надписал: "Может быть опубликовано только с разрешения автора писем и только вместе с моими к О. А. Бредиус-Субботиной". И отвез к проф. Карташеву, в восточном квартале Парижа, 3, рю Манэн, Manin, Пари, 19-е. Там надежней. Вынул лишь твои [пробы] обложек на "Куликово поле" и приложил их к этому рассказу. Туда же [1 сл. нрзб.] и материал для пяти неизданных книг! Но 8-го забрал у профессора - "Лето", II ч. - для печатания в газете. Вот теперь - как из дома - беру с собой, ну, нанесла курочка яичек и носится с ними...

Благодарю маму - пишу [1 сл. нрзб.] за очень ласковое ее письмо! Да, если бы..! Знаю, приехал бы к вам - как [1 сл. нрзб.], если бы не эта бойня! И наговорились бы, и напелись бы мы с тобой, и [упились] бы беседой и глазами! О, как хочу тебя видеть, детка моя, ласкунчик... Ми-лая... наша переписка - изумительное явление - общественно-литературно-психологическое! Позавидуешь - !! - будущему читателю... Как тебе не грех так говорить о своих письмах! - ничтожно. Ты или притворяешься, или... неужели не разумеешь, что это - твои письма! Ну, тогда ты... дурища, больше ничего не могу сказать. Бьюсь об заклад: твоими куда больше будут захлебываться, чем моими. И как бы хотел я, чтобы доход с издания переписки - а он был бы о-гром-ный! - пошел на сиротский приют! Хватило бы... - ведь не одну сотню тысяч золотых рублей даст эта "переписка"! Она - томиков на 15! [Плохонько] - по 10 тыс. с томика! Это - как "Робинзон Крузо", или почти, тираж был бы... И какое же всяческое "насыщение" для будущих читателей! И сколько там [1 сл. нрзб.] понимания "искусства"! и - души. И быта. И "дня сего". И - "занимательного чтения". Вот что мы с тобой сотворили. Народили кучу детей душевных. А все ты, ты... "цепкая", до жизни жадная... Кто ты? Давно знаю - самая-то русско-русская душа! самая-то родная сущность, а? И все это - как бы предуказано нам было, предопределено. Этот день... 9 июня - 27 мая 1939 г.! Когда ты писала, в день рождения твоего, обиженная жизнью. И - моя книга, тут, упала в твое сердце, и ты написала мне, одинокому, недавно взывавшему в тоске неизмеримой! И вот, мы начали любиться... за тысячу верст, не видя друг дружки. И - полюбили, крепко, не распаять. Для кого бы я стал переписывать свое я, ленивец?! кому бы так раскрылся?! А вот тебе - весь я, весь отдался, и как безоглядно, зная, кто ты. Родной стихии открыл душу... как открывал ее, творя свое. Как же ты смеешь говорить так небрежно о своих письмах ко мне!? Я успокоился, когда отвез их. Сердце свое укрыл. Надо хранить сокровища подлинные, а это, именно, сокровища!

вдыхал запахи старины, со-льцы?.. - ух, какая там си-ла старины, в самом воздухе! в кулях, в щепных коробах, в церквах, в просоленой-просмоленой жарище! - жаркое было лето, начало августа. И я, вглядываясь в бель озерной воды, в валуны... увидал - Пашу Разгуляеву ³⁷⁰ , сердцем увидал... - и как же преломилась она у меня... в интернациональное... всесветное... - нераскрывшаяся русская душа, так идиотски-глупо упущенная "бродягой"! Но не сгинувшая, а временно блуждающая в мире и - манящая своею нераскрытостью... Ты поняла рассказ... такой, на взгляд, пустяковый... но я-то чувствовал, что не пустяк тут... Так вот, милка моя... в тебе - от Паши. О, так много... только "бродяга"-то тут не ошибся, нашел-таки, хоть и - в далях! Ах, приехать бы нам с тобой на Белоозеро!... - И... черт возьми! - хоть бы слушать... как кошек раздирает! Напиши мне все ли получила из "Лета"? Я беспокоюсь.

О плане моей поездки, "утопическом"... Сам не верю возможностям. Адрес моей переводчицы: Шлёсс Хальденштейн, Куар, или - Хур, Мосье-Мадам Кандрейя. M-me R. Candreia. Schloss Haldenstein, Coire (Chür) M-r F. Candreia. Candreia - от (сокращенного) Casa Andreia (итал. - хижина Андрея). Оба отлично знают по-немецки, на нем и говорят. Она же меня на немецкий переводила. Кончила гимназию в Риге, училась в Германии, Швейцарии, она - доктор медицины и, кажется, философии еще. Ей - лет 56. По отчеству Бернгардовна, по имени... как жена одного из "праотцев" ³⁷¹ , - помнишь, насчет "чечевичной"-то похлебки? ³⁷² Ну, ты умная, понимаешь, что хочу сказать. Она меня о-чень почитает, и очень проникновенные письма писала. В 38 году я прожил у них 3 месяца и много писал, там-то и "Вербное воскресенье" написал. Да, ты вняла: удачный, кажется, рассказ... - верба-то на луже, вешним утром! Жил, платя очень дешево. Но я не у них бы пристал... во всяком случае, не сел бы никому на шею: у меня там есть сколько-то. Кстати, чего, думаю, мне от 25-30 тыс. фр. отказываться, солить главы "Лета Господня"!? По крайней мере, лучите сбережется напечатанное. Напиши, ты - у-мница! М. б. с легкой твоей руки..? А на посажёного папашу не надеюсь, хоть и люблю его искренно и чту. Его слова, что теперь "больше верует" - потуги, философия, не - вера! Потуги верить через мысль, через эстетическое восприятие... Ну, какая это "божья ткань"!!! Сила Божия - совсем не ткань. А где же... - все?! Христос-то?! Ведь так говорит - ну, чистый это "пантеизм", а не христианство! Сбивается на "монизм" Геккеля! ³⁷³ христианство" ³⁷⁴ - есть эллинское, римское, западное... есть и "русское". Я силюсь заставить его написать труд о русском христианстве... ³⁷⁵ Он сможет, он, кстати, из мужиков, вятский, что ли. И - несколько художник. Только ученый-художник может об этом. У И. А. все потонет в его "диалектике", в до-мысле, в анализе... - он не того теста, хоть и отлично разбирается в искусстве: "Основы искусства" - книжка его! ³⁷⁶

Ивик с Лучинкой растят дочку... Катюшу ли, Ольгу ли... - все равно. Я его не вижу, он где-то далеко. - Юля недавно устраивала свой "фольклорный" вечер, под гусли, распевала "Плач Ярославны" ³⁷⁷ , я не был, болел бронихитом, слышал - очень успешно. Не в финансовом смысле, она не для сего и устраивала. Елизавета Семеновна в Фонтенбло, в тишине, будто, сын прибавил за 3 мес. - 13 кило! Никакого туберкулеза. Хорошо, что они выкатились - через 3 дня! - с Савойи, там гнездо убийц-либераторов ³⁷⁸ она плоха для моей язвы. Эта вечная осторожность! Надоело. Жду - вот-вот сяду за "Пути". Читаю, как оттяжка, Забелина - "Быт русских царей" ³⁷⁹ . Ищу кой-каких материалов для "Путей". Статья Карташева о русском христианстве - очень пригодилась. Такой-то и разумею Дари - у нас все - обмоленое. Достань в библиотеке "Путь", журнал под редакцией Бердяева ³⁸⁰ , там статья эта. Но Бердяев печатал "скрепя сердце". Не терплю "бердяевщины". Чудесна твоя обложка Троицы!!! Целую ее - тебя, не вырвешься, дочего целую и пью. Вино ты мое хмельное... - пьяно-трезв с тебя, и... как женщину люблю, страстно, страстью... бабочка ты моя... ситцевенькая! - в мои-то годы! Всю - пью... вот как... без остатка! досуха!!! Прости, весь вошел в тебя, слился, влился...... - о, Олюнка... безумствую... - сколько же еще огня! Ну, и насмешили меня твои "гуси"! Нет не знали, что и без гусака несутся?! Правда, я тоже недавно - лет 15-20 тому - недавно!!! аЦ! - узнал, что без петуха курица может и даже о-чень! Только яйца-то без "изюминки"! Но петухи необходимы: это - толкает лучше нестись, охотней, будит материнский инстинкт. Правило: самцы, большей частью меньше и тоньше [самок]. И как же ты, любопытная ко всему, не разберешься?! ... Полюбопытствуй. С [1 сл. нрзб.] птичками это сложней. К весне самцы надевают всякие "украшения" [1 сл. нрзб.]. Ну, петуха возьми!.. - что за налив гребня! И в ногах - зуд... - и стать. Хороши особенно селезни! А глухари-то! Уж мы бы с тобой разобрали бы. Ах, тополя твои... помню, как писала о каплях с них в канал! Да [1 сл. нрзб.] тут тополя, когда..! Когда только конец сему безумию, в котором, одинолично, виновны, англичане-американцы... масонство... да, да! - и уж никак не немцы! Сколько раз немецкий фюрер предлагал, остерегал!.. Проклятье версальское - вот причина ³⁸¹ . И... - не помогли русским добровольцам во-время поразить большевизм. Мы 20 лет, бились в эту европейскую дверь, все кулаки и сердца отбили... - все напрасно! Вы-кормили кобру, и она отравила и отравляет все. Мировое [еврейство] не могло упустить такого случая, - это не детский вывод! - и все [вылилось] в разрушении! Во-имя чего?! Из-за... "польского коридора"? ^{382 383} что женщину сравнивал с... "котлетой"?! так голо-вещно! Он уличен в иудейском происхождении - а я считал, что это его далекие предки из сего племени. Его теперь нет в Париже... ³⁸⁴ - но он был искренно сторонник монархического направления. Не глуп - талантливый защитник когда-то. Но... избегал говорить об... еврейском "вопросе". [Они] крепко несут-хранят свою "идею". Вот, Алданов ³⁸⁵ , писатель... кажись - ну, [чи-стый] европеец! хорошо-отлакированный "русский интеллигент"! А как тронуло... - сразу сказалось. Теперь он в Америке. И там, понятно, ведет свою линию... думаю так. Никогда мы не были с ним друзьями... он очень был предупредителен, как он восхищался "Богомольем" моим!.. ³⁸⁶ - что это, [из] снобизма? Нет, он понимает искусство, но... все они - "от головы".

и глубже... - неуловимо это. Я бы пейзаж дал... ³⁸⁷ необходим дуб мамврийский... "Яблочки"... и Три Ипостаси - в ликах Ангелов... но как же это сделать?!! Чтобы и маститость, и вечная юность, и вечный Дух. И сила, и искупление... - нет, нельзя. А посему - лучше просто: три странника. Ну, как дать - "Тайну"?!

Очень хорошо, что решилась положить в [1 сл. нрзб.] сейф мои письма в тихом городке. Твои, как сказал, - у проф. Карташева. Одни без других - не могут получить жизни. Мы - почти одновременно: я - 3-го марта отвез... Интересно, сколько всего моих у тебя? Твоих - 270 да еще у меня на столе штук 7 ³⁸⁸ . Сейчас полюбовался на Троицкую Лавру, на розовую свечу, пасхальную... Олёк милый, и не думай об обложке на "Лето Господне", - нельзя дать ее. Ничего не скажет, не даст главного. Горкин тут - частность. И вышло бы как неудачная попытка "детских книжек". Если пытаться - что-то иное надо... что?! Что-то простое. Как писал тебе, кажется, эпиграфом для обеих частей хочу - пушкинское - "Два чувства дивно близки нам..." ³⁸⁹ и т.д. Можно, конечно, и без эпиграфа. Обложка белая, по ней "вязью" - заглавие, как было. Только. Просто и хорошо.

испекла мне блинчиков, поел с малиновым сиропом. Да кашицы гречневой поел, все. Сыт.

Я люблю масленицу - обрядную, во всей полноте. И заливное, и навага. А опосля блинов-то - непременно чайку с апельсинчиком. Вот поди ж ты... как крепко во мне коренное-в-обиходное! И опять лезет Белозерск, озеро, валуны, глушь... и ты, Оля Разгуляева! И спели бы с тобой дуэтец... невпустую.

Сколько и как по-разному - вижу тебя в мечтах! И весной, и летом, и зимой, и - осенней порой. Я так люблю осеннюю рябину! Будь живописцем - дал бы тебя - в рябине, в темно-синем корсаже, золотистую, рябинной искрой играло бы в глазах... - рефлексы-то какие! И синь, и ярь... А воздух крепкий, стылый, и так по-осеннему-пустынно [1 сл. нрзб.] кричат... и ночь скоро. Уже зажгли лампу в надворной кухне, а в доме... - яблоками так густо, и печь изразцовая затоплена. Щечки твои - упругие-холодные, на них играет отсвет печки... и огоньки в глазах, я их целую... - и сколько бы - о чем мы говорим! А тишина какая... ночь идет... и... никаких "вибраций" с неба! Но... все это будет - должно быть, будет в... "Путях"... - уйти в них, в глубь восьмидесятых, тихих, [1 сл. нрзб.]! Знай: буду писать - с тобой буду всегда, чувствовать тебя, голубка моя Дари.

Грел очка твоя чудесная, "теплушка" синяя, - я ее надевал эти холодные дни, как был у Юли. Отлично в ней, вся облегает, круто. Стараюсь уловить тебя, твое дыханье... Она - согревает, и снутри, до сердца. А сейчас, - не в ней - озяб, топят неровно, к вечеру получше, до 14-15.

На твои не буду покупать цветов, не то... Встречался, - в метро - с дальними нашими... в новой форме. Попадались чудеснейшие лица, и... - однажды, молодой совсем, мой читатель... читывал "Человека из ресторана", - бы... - чую. Да все пролетцем они, "встречные", - куда-то дальше. Давал им адресок свой, хотели, очень... "если чуть задержимся". Как жадно слушают, глядят в глаза... - "наш, русский!" Им должно быть, за диво, что больше 20 годов здесь, а не разучился говорить... ах, чудаки! Зовут - "папаша". И в дедушки годился бы. Есть по госпиталям... наши навещают, приносят... - Мне доктор говорил: у них в госпитале Ляонек - двое очаровали всех... даже главный врач-сушка и тот - отмяк. Что это? [Новый] мир? Не постигаю... Один, мальчик, обреченный, чахотка... сознает свое положение... молчит... ушел в свое.

Поездка - неизвестность... м. б. лучше, если не поеду.

Завтра постараюсь написать маме. Было в газетах, что сильно поврежден городок Нигем? так пишу? Далеко от тебя? И про Арнхейм было две строчки.

Так тяжко жить перед развалинами! Вот пишу - и вижу, в 9 метрах... - не забыться. У Юли - хоть этого не видно. Если будешь писать переводчице, помяни ей, я всегда был доволен ее работой, и ее заботами обо мне. Помню, как зима была там, наша, прямо, и как тепло топили огромнейшую печь-часовню! как гулял вдоль Рейна! там почти верховье. Покупали мы с ней вместе галоши... и как же они пригодились, сейчас на мне. И стоили они - что-то 3 швейцарских франка или 4. Без них - плохо было бы зимой мне. Стынут пальцы. Сегодня оплатил счет за электричество - не перешел нормы, а посему сейчас поставил сбоку радиатор, - благодать. Слышу в radio - третий день сряду бомбят Рим! Что это? какая цель? Чем виноват Рим? И - какая военная польза?! Это - гнусное издевательство над людьми - ни в чем не повинными. Бессилие взять - отсюда - злость - народ бьют, ге-ро-и! Когда, как отольются им слезы - и кровь?! ... Целую всю тебя, голубонька. Напиши, как здоровье? боли? почка? Твой Ваня

Привет Сереже.

Угостил бы Вас ликером - коньяком - оранж. Сам - ни-ни, а люблю.