• Приглашаем посетить наш сайт
    Культура (cult-news.ru)
  • Переписка И. С. Шмелева и О. А. Бредиус-Субботиной. 1939-1942 годы. Часть 5.

    От составителя
    Последний роман Шмелева
    Возвращение в Россию
    Архив И.С. Шмелева в РГАЛИ
    Из истории семьи Субботиных.
    1939-1942 годы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
    11 12 13 14 15 16 17
    18 19
    Примечания: 1 2 3 4 5
    1942-1950 годы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
    11 12 13 14 15 16 17
    18 19 20 21 22 23
    Примечания: 1 2 3 4 5 6

    41

    И. С. Шмелев - О. А. Бредиус-Субботиной

    3.IX.41

    {Оригиналы писем No 41 и No 42 утрачены. Текст публикуется по черновику. Повторные фрагменты сокращены.}

    Дорогая, письмо 27 июля обрадовало и встревожило. Нельзя Вам худеть, забудьте тревоги, победите эту ужасную мнительность и "страхи жизни", след прошлого. Каждый день жизни - благословение, цените это. Внушайте себе: "я даровита, молода, здорова, сильна верой в себя и в Твою помощь, Господи!" Верно сказала Ваша гостья, что Вы - "совсем другая". Да, другая в Вас оживают цели, у Вас верный друг, бо-льше... и если так чувствуете, не смущайтесь, не закрывайте сердца. Это благотворно для творчества. Ничто не утрачено, никуда Вы не опоздали. Волей, бесспорным даром, трудом претворите Вы душевное богатство в прекрасное искусство. "Так и не окрылилась", - пишете. А я вижу, что окрылилась, только взмахнуть крылами! Забудьте про "гадкого утенка", взгляните в светлые воды - какое чудесное блистанье! Помните "Лебедь" Тютчева 123 ? ..."Но нет завиднее удела, - О лебедь чистый, твоего - И чистой, как ты сам, одело - Тебя стихией Божество. - Она, между двойною бездной - Лелеет твой всезрящий сон - И полной славой тверди звездной - Ты отовсюду окружен." Это пел тот, кто в 50 л. опалился страстью 18-летней девушки-пепиньерки Денисовой 124 , 14 лет сжигал и сжег свое божество, сам сгорая, - а был женат и даже 2-м браком, и не преодолел "уз света", отдал на истязание страстно любимую. Урок: преодолей жизнь, умей творить ее. И любимая не преодолела, сгорела жертвой.

    Я верю, дорог я Вам... и Вы мне дороги. Радуйтесь же, берегите себя, не смейте слабеть, дышите. Забудьте минувшее горькое, и закрестите ужасное это - "зачем я родилась?!" Вы спрашиваете - "какое чудо дало мне..?" Божья Воля. На вскрик неведомого сердца Вы так откликнулись! Благодарю, Господи. Так и примите Ваше Рожденье в Жизнь.

    Ваше горькое слово о "детях" - сожгите в себе. Об этом можно лишь свято думать. Я знал счастье, - его убили. И брежу еще безумием. "Не уходите же!" - писали Вы. Милая, сердце мое Вы знаете.

    Да, я люблю всенощную, святой уют ее. И львовское "Хвалите", все в ней люблю. И зимнюю люблю, укрывающую от вьюг. Помните, как "пели звезды"? 125 под Рождество, в Кремле? ("Пути Небесные") Это писал я как в полусне, там о "младенчиках", - это тоска моя. Даринькина тоска и радость-тайна. Если бы могли знать иные мои чувства, думы безумие мое! Теперь я знаю, у Дариньки должен быть ребенок, - страшное испытание, радостный взрыв и - Крест. Помните ее "гвозди"? Гвоздь будет вбит 126 .

    Хорошо Вы сказали о летнем вечере - "воздух уже не жжет, а ласкает, и стрижи так ласково (!) перекликаются (!!) и задевают землю крылами". Стриж - птица злая, если даже и он "ласков". Какая же благодать (у Вас) в летнем вечере, в воздухе церкви русской, в "Свете тихом"! Так еще никто не писал Ваше сердце нашло, сумело сказать свое. Потому что глубоки Вы, правдивы, чисты сердцем, чудесная правда в Вас... - Ваш дар. А Вы - "нет у меня оригинальности"! Чего же еще Вам нужно?! Я не шучу искусством, Вы знаете. И если бы безумно полюбил женщину, и как бы ни была прекрасна она, у меня достало бы рассудка не быть слепым в творчестве, в его оценке. Этого с Вас довольно? Целую внутренне-зрящие глаза Ваши, они мастерски берут. Такого еще никто от меня не получал - ни женского, ни девичьего рода, - а их слишком было достаточно, - я далеко не щедр на это. А Вы меня обжигаете, милая моя дружка! Ну, продолжим Ваш тихий вечер, помечтаем немножко вместе... за всенощной, тут мы себе хозяева, и над нами властен один Хозяин, а Он - Благий.

    Ну, мы - у всенощной, - этого Вы хотели! Ваша душа - в молитве и там, за церковным окном, - везде. Внутренним глазом видите, слышите тонким слухом, трепетом сердца ловите...

    127 , поем Отца-a... Сы-на-а..." В вечернем свете, пологим скатом - хлеба, хлеба, пышные исполинские перины, чуть зыблются изумрудно-седой волной. Вон, на далеком крае, по невидной в хлебах дороге, ползет-колыхается воз с сеном, с бабенкой в белом платочке, запавшем за спину, - как же прозрачен воздух! - постук на колеях доносит. "...Петь быти гла-а-сы преподобны-ми-и..." - льется с полей и с неба, в стрижином верезге, в ладане, в вязком жасминном духе - от батюшкина дома, из садочка. Веет-ласкает Вашу щеку, чуть кружит голову, сладко, томно, - и такая несущая радость в Вас, радость несознанного счастья, влюбленности бездумной, беспредметной... жгуче, до слез в глазах... - "Благословенна Ты в жена-ax 128 ... и благословен плод чре-ва Твоего-о..." В радостно возносящем нетерпении, без слов, без мысли, вся залитая счастьем, креститесь страстно, жарко, не зная, за что благодарите, не помня, о чем взываете. Краешком глаза ловите - шар-солнце, смутный, багряно-блеклый - катит оно по ржам, на дали... - да с чего же оно такое, замутилось..? Тайна в полях, святая, кто ее видел - знает: дрогнуло по хлебам вершинным, дохнуло мутью, куда ни глянь, - благостно-плодоносное цветение, великое тайное рождение (*Редкое явление (в первых числах июня) - когда тихой вечерней зарей "взрываются" пыльники цветенья и совершается оплодотворение хлебов. Крестьяне это зна-ют.). ..."Хвалите рабы Го-спода-а-а-а..." 129 Славите Вы, слезы в глазах сияют, играет сердце какою радостью! Взгляните, туда взгляните... - славят хлеба, сияют, дышат вечерним светом, зачавшие, - солнце коснулось их, тронуло теплой кровью, сизой пеленой закрылось. Верезг стрижей смолкает, прохлада гуще, - и перезвон. - "Слава Тебе, показавшему нам све-эт..!" 130 - внятен, как никогда, возглас из алтаря, все-возносящий к небу. И Вы припадаете к земле, смиренно, примирение. - "...славословим Тя, благодарим Тя..." 131

    Хотел бы такой Вас видеть, - светлый порыв и трепет. Стоять и глядеть на Вас. Вот оно, наше творчество, милая, светлая моя... - Твоя от Твоих. Ну, как же... взмахнете крыльями? Правда, летать - чудесно? Ну, летите.

    Какой же образ рождался "в душе десятилетней Оли..."? в церкви? Поведайте. О, если бы Вы были только - О. С! Я писал недавно, в помрачении - не лучше ли перестать мне писать Вам, не тревожить душевного мира Вашего? Увы, трудно, без Ваших писем померкнет все для меня, как было три года, до нашей "встречи". Ведь с 17 лет я был в обаянии нежной ласки и сердце мое остановилось. И вот, "встреча" дарована? Не знаю... а, будь, что будет.

    "Чаша" Вам послана. М. б. Крым откроется. Там у меня маленькая усадьба, домик наш... 132 - останется он в "Солнце мертвых". Вот, спою Вам последнюю страничку - "Солнца мертвых" - раскрылось вчера, повернуло ножом в сердце.

    ...Черный дрозд запел. Вон он сидит на пустыре, на старой груше, на маковке, - как уголек! На светлом небе он четко виден. Даже как нос его сияет в заходящем солнце, как у него играет горлышко. Он любит петь один. К морю повернется - споет и морю, и виноградникам, и далям... Тихи, грустны вечера весной. Поет он грустное. Слушают деревья, в белой дымке, задумчивы. Споет к горам - на солнце. И пустырю споет, и нам, и домику, грустное такое, нежное... Здесь у нас пустынно, - никто его не потревожит. Солнце за Бабуган зашло. Синеют горы. Звезды забелели. Дрозда уже не видно, но он поет. И там, где порубили миндали, другой... Встречают свою весну. Но отчего так грустно? Я слушаю до темной ночи.

    Вот уже и ночь. Дрозд замолчал. Зарей опять начнет... Мы его будем слушать - в последний раз 133 .

    Как бы прочел я Вам! Плакали бы вместе. И - мой тихий разговор с "незнайкой", "Торпедочкой" моей 134 ... курочка была такая... и ее они убили, как все в России. Это не цыплятки Ваши, этого европейцы не поймут, те, западные "демократы". Сколько бы мог сказать Вам..! Чего не прочтут уже...

    Да... три дня тому - 16/29 - августа, был ваш праздник, Спаса Нерукотворного. Много травы, цветов осенних, горьковатых, лист брусничный... хоругви... Там у церковной стены - могила Вашего отца 135 - пастыря доброго. А знаете, и тут у нас смыкается! Третьего дня, 19 авг./1 сент. - наш праздник, нашего двора, "Донская" 136 . Самый близкий мне. Крестный Ход, со всего Замоскворечья, и из Кремля, в Донской монастырь 137 , мимо нашего двора. Я его крепко дал, войдет во II ч. "Лета Господня", почти законченного, остается "кончина отца", все не могу закончить. Тоже - осенние цветы, подсолнухи, брусника, лес хоругвей. О-станется надолго. Вряд ли Вы читали. Там, в монастыре, могила моего отца... - цела ли? 138 Видите, какое "соотношение" могил! Во-он, откуда нити-то... и - "встречает свою весну". Но отчего так грустно?.. Я слушаю до темной ночи. [...]

    Сколько же я мог бы сказать Вам, - не свое сердце облегчить, нет... - открыться сердцем, показать новые страницы, чего не прочтут уже. Вряд ли напишу. И о своем, что писано, - как писалось. Интимность творчества. Только бы Вам поведал, чуткой. Много нельзя сказать словами, - сказал бы сердцем к сердцу, взглядом. [...]

    Ну, кончаю... Итак: будьте сильны, верните аппетит, но... "другой" останьтесь. Гостья Ваша - не "просто так" сказала. Это ее - "другая" - это слово меня взметнуло. Только не болейте! Если дошли лекарства, непременно принимайте против гриппа - "антигриппаль", страховка от осложнений гриппа. Каждые два с половиной месяца. И - селлюкрин. Увидите, как расцветете. Это - лучшее средство и для нервов. Будете вдвое сильны. На меня действие его - чудесно: после лечения - две коробки, - я себя начинаю чувствовать, будто я давний-давний, 30-35 лет, но м. б. и другое тут влияет и я - другой? Да, я другой.

    139 ... даны портреты: ген. Кутепов 140 , я, Теодор Обер 141 , основатель Лиги по борьбе с большевизмом в мире. Написано: непримиримые борцы с большевизмом. Бог сохранил: четыре раза я был на волосок от гибели. Первый раз - в Крыму послали на расстрел, спас "случай" 142 . Три раза здесь, во Франции. Это знают двое - я да Оля, - Бог сохранил. Как это терзало Олю! Четвертый раз - после ее кончины, я чуть не умер, уже холодел. - Ив мой ночевал со мной, я накануне его вызвал было это 29 июля 37 г. В тот же день, после кризиса, случайно посетил меня о. Иоанн Шаховской 144 , проездом на испанский антибольшевистский фронт. Явление его было чудесное: "меня, - сказал он, - "привело" к Вам". Помню, стал на колени, молился у моей постели. Мне только что сделали три впрыскивания камфары. Сердце остановилось, было, давление - 4 с половиной. Через три дня случилось, после появления у меня "чекиста", - узналось после, человека оттуда, привезшего письмо от сестры. Это мне платили за мое "Солнце мертвых", за мою непримиримость и влияние. К чему я это пишу Вам? Чтобы укрепить веру в "ведущую Руку". Так я верую. И в том, что я Вас "встретил", вижу не случайность. Пусть только Вам на благо, - и с меня сего довольно. Благодарю Тебя, Господи! "А мне пора пора уж отдохнуть и погасить лампаду..." 144

    Портрет Вам послан. Только бы нашел Вас. Но знайте, что это не натура. Слишком я молод дан, ну... глаза остались... только на портрете они чуть меньше. И - нет "глубины" - "тяжести в лице", по замечанию иных. Пусть, любИте, не любИте... как хотите. Да, какие духи послать Вам? - хочу так. Что любите? Ну же, говорите, дайте мне радовать Вас. Что за цветок получили? Я счастлив Вашей радостью. Трудно кончить общение с Вами. Целую, целую руку Вашу. Милая, Вы далеки - хоть близки-близки! Не томите долго хоть письмами. Как смотрит мама на Вашу переписку со мной?

    Ваш до-конца - Ив. Шмелев

    Вы - все.

    Сейчас - 11 ч. вечера - я смотрю на Вас, Вы - со мной. Господи!..

    42

    И. С. Шмелев - О. А. Бредиус-Субботиной

    [12.IX.1941] {Без авторской даты. Датировано по письмам И. С. Шмелева от 12 и 13 сентября 1941 г.}

    [...] Ну, продлим же Ваш летний вечер, вместе пойдем ко всенощной. Вы так хотели.

    Да дарует Он нам благостно сил творящих, может быть, новое что-нибудь увидим - и покажем! - чего еще не было в искусстве? Что-то мелькнуло мне... что-то я, будто, видел..? - давно-давно. И это, что сейчас возникает в смутном пока воображении... - приношу, дорогая, Вам, - искра там Ваша теплится, - "Твоя от Твоих" 14 5 , - да будет. Ну, дайте руку: вместе - воображением. Чудесное наше - "Свете Тихий..." Вообразим, что Вы все еще Оля Субботина... - мы тут хозяева, - можем повелевать "пространством", можем творить и "время".

    СВЕТЕ ТИХИЙ

    Оле С......ной

    ...Белая, у рощи, церковь. Поместье чье-то, тихие домики "поповки", березы в вечернем солнце. Первые дни июня. Тихо, далеко слышно, - лязгает коса в усадьбе. Поблескивают-тянут пчелы, доносит с луга теплом медовым. Играют ласточки. А вон, над речкой, стрижи мелькают, чиркают по проселку летом, вот-вот крылом заденут. А это семичасный, от станции отходит, рокотом там, у моста, видите - пар клубится, над дубками? В усадьбе ждут из Москвы гостей, - завтра именинница хозяйка: всенощную - попоздней, просили. Батюшка вон идет с "поповки", в белом подряснике, помахивает шляпой, - поспеете как раз к началу. Гуси как размахались, у колодца, блеск-то... солнцем их как, розовые фламинго словно. Да, уже восьмой час. А вон и гости, - во ржи клубится, тройка со станции, - благовестом встречают. А может быть и нас встречают? Когда-то так встречали, когда мы с......Вы тоже Оля. Как прелестны, в белом, и васильки... в руке колосья... - русская Церера 146 . Очень идет вам, голубенькая перевязка, на самый лобик... как вы ю-ны! Почему так мало загорели? Свойство такое, ко-жи... а правда, чудесно мы встретились... во ржи, на самом перекрестке двух проселков, сговорились словно: вы - в церковь, я - в усадьбу. Рожь какая нынче высокая, густая... чуть ли не по-плечо вам. А ну-ка, станьте... ми-лая вы, Церера! Уж совсем полное цветенье... смотрите, пыльнички-то, совсем сухие, слышите, как шуршит..? - пыльца, дымочком..? Какое там - все знаю! Сердца вот вашего не знаю... или знаю? Нет не знаю. А когда взглянете... нет, не так, а... да, так вот когда глядите... о, милая..! Не буду. А видали когда-нибудь, вдруг все хлеба, все, сразу... вдруг будто задымятся-вздрогнут... и дымный полог, на все поля? Да, это редко видят. Народ-то знает... мне только раз случилось, видел святую тайну. Конечно, тайна, святое, как все вокруг. Что же говорю я вам, вы же сказали как-то, что все святое, даже паутинки в поле. А помните, как вы, про звезды... - "глубоко тонут и в прудочке"?! Как же могу забыть такое, так никто еще не... это сердце сказало ваше. А где-то - "золотой свет солнца... падал на поля, и..." - не буду, милая. Да, душно сегодня, а как пахнет!., какой-то пря-ный... как из печи дышит. Нет, вы попробуйте, рожь-то... совсем горячая! И вы разгорелись как, прямо - пылают щеки. Чем... смущаю... что так смотрю? Не любите... такого взгляда? то есть, какого взгляда? Странная вы сегодня, какая-то... не знаю. Ну... будто тревога в вас... ну, будто в ожиданьи... счастья. Да, так... всегда у женщин, когда предчувствуют... в глазах тревога. Ну, вот теперь прячете глаза... даже и слова смущают! Нисколько..? - тогда не прячьтесь. Ну, ми-лая... взгляните... - и в глазах колосья! Зеленовато-серые у вас, с голубизной... в них небо! и ласточки!.. Не закрывайтесь, ласточку я вижу, церковь, березы, небо... глубь какая, какая даль!.. Только один раз, раз только... ласточку в них только... никто не видит... рожь... высо... кая... не видит... о, святая! С вами? в церковь?! вы хотите... почему хотите, чтоб и я... Ну, хорошо, не говорите а все-таки сказали, глаза сказали, ласточки сказали, бровки... как ласточки! Не буду, чинно буду, Свете тихий мой... Клянусь вам, это не кощунство! Да, мой "Свете тихий"!..

    слов, без думки, вся залитая счастьем, креститесь жарко, страстно, не зная - за что благодарите, не помня - о чем взываете. Краешком глаза ловите: шар-солнце, смутный, багряно-блеклый, - катит оно по ржам, на дали. "...Благословенна Ты-ы... в же-на-а-ах, и благословен плод чрева Твоего-о-о..." Да с чего же оно такое, замутилось? Тайна в полях, святое; кто ее видел - знает: дрогнуло по хлебам вершинным, дохнуло мутью, куда ни глянь, - благостно-плодоносное цветенье, великое, тайное рожденье. Трепетно смотрите, не постигая. "...Хвалите раби Го-спо-да-а-а..." Славите вы, слезы в глазах сияют, в милой руке колосья, дрожат цветеньем, играет сердце - какой же радостью! Глядите, скорей глядите: славят хлеба, сияют, дышат последним светом, зачавшие: солнце коснулось их, тронуло теплой кровью... - сизою пеленой закрылось. Верезг стрижей смолкает, прохлада гуще, - и перезвон: - "Слава Тебе, показавшему нам све-эт!" внятен, как никогда, возглас из алтаря, все-возносящий к небу. И вы припадаете к земле, смиренно, примиренно - "славословим Тя, благодари-им Тя..."

    Вот наше творчество - "Твоя от Твоих". Эту искру Вы во мне выбили, и она радостно обожгла меня... - в сердце ее примите, она согреет. Разве, без Вас, мог бы я это дать?! [...]

    43

    И. С. Шмелев - О. А. Бредиус-Субботиной

    31.VIII/13.IX.41

    10 ч. утра

    О, дорогая, только что Ваше письмо от 31 авг.! Пойте, пойте, - я счастлив Вашей чистой радостью. Это чудо , что сегодня получил письмо! В ужас прихожу - если бы не получил! Я готов был послать сегодня Вам смертельное для меня письмо, уже готовое. Я себе навоображал - тупик! Как я вчера страдал! - до слез отчаяния: я был в ужасе, что смутил Ваш покой, и Вы - отмахиваетесь от "похвал", не зная, как показать, что я смутил Вас. Но все же я посылал Вам - "Свете Тихий" - на-шу всенощную. Теперь - я все знаю. Я счастлив, свет мой тихий! Не бойтесь жизни! Вы - бесспорны! Все скажу. Пишите о себе, свое. Вы все о себе узнаете. Пишу, о, радость, Свет мой! Ваш Ив. Шмелев

    [На полях:] Все Ваши письма получил!

    éditeur {Отправитель (фр.). }.

    44

    О. А. Бредиус-Субботина - И. С. Шмелеву

    20 сент. 41

    Письмо Ваше вчерашнее от 14.IX, Ваше ново годнее 147 , меня изумило, наполнило радостью, вознесло и... дало снова Вас! Как я счастлива! Кошмар окончился. Как я страдала! Вы чувствовали? Знали? Как удивительно: писали Вы 14-го, - когда я особенно о Вас грустила, металась, не знала что и делать. Вы мою тоску о крыльях угадали и говорите: "Вы вполне окрылились, только взмахнуть крылами". А вот мое в те же дни: "Вы мое солнце, Вы напоили меня теплом и светом... Найдет ли тучка; - она приходит, чтоб, уходя, Вас снова дать и ярче, и победней! И как на солнце я могу лишь издалёка на Вас молиться... Но я молю судьбу мне даровать боольшие крылья, чтоб хоть немножко ближе к Вам подняться!.." И Ваши "страхи" - они ведь и мои, точно такие же были. Почти что в тех же фразах. "Отделаться", "отмахнуться", "отодвинуть"... Одно и то же.

    Откуда это? И разве я не знала уже Ваше ужасное письмо. Я на него же Вам писала мою обиду. Вы поняли конечно? Не читая его, я его знала сердцем!

    Вы спрашиваете: "... но тогда - зачем же все?". И как писала я об этом же?

    Я не помню , поверьте, совсем не помню, всего, что Вам писала. Я писала, рвала, жгла, снова писала. Я не знаю, что Вы получили и что сожжено. Кажется послала все-таки о том, что не хочу быть в "Путях Небесных".

    Теперь конечно все иначе. И конечно не надо больше Вам зачеркивать о встрече.

    Она - чудесна, совершенна! Господи, как бьется, горит сердце!

    Откуда Вы списали нашу церковь? Я Вам о ней писала? О белой, и о полях, о ржи и обо всем? О той совсем нашей атмосфере, живущей в этом храме? Я писала? Я хотела писать о ней воспоминания. Не помню, послала ли я Вам?

    Как странно.

    Вчера я мысленно писала Вам: "что со мной? Я не знаю... Вы - писатель верно узнаете скорее. Что это, - счастье ?" И Вы сказали мне, что это - счастье! Мы видим сердце издалека!

    Вчера я ездила на целый день... для Вас! Правда! У нас здесь нет хорошего фотографа, и я была в Haarlem'e. Я так светилась Вами, Вашим счастьем, что сама не понимала как это возможно, после таких тяжелых писем, - такая радостность. У художни цы -фотографа мне казалось, что я пришла, чтобы Вас встретить.

    Мы говорили с ней и она меня уловить старалась. И вдруг... "ну, а теперь подумайте о том, для кого Вы здесь". Странно? Я очень покраснела и сказала: "То есть?" - "Разве не правда?" Глаза верно не скрыли. Не думаю, чтобы портрет был удачен... Меня испортил парикмахер, устроив из меня болонку. Я старалась сама изменить прическу,.. но не вышло. Всегда чудесно причесывал, а тут имела неосторожность [сказать], что иду к фотографу, - пересолил, перестарался.

    Вы получили мои духи? Я никогда это не делаю, но мне хотелось, чтобы вы хоть раз меня почувствовали и в этом, в этом пустяке. Или было письмо долго в пути и выдохлось? Когда я Вам писала о стрижах? Я ничего не помню.

    Ах, да еще: я сказала, что понимаю, если Вы сетуете, что мое сердце не вполне Ваше (что-то в этом роде)... но я там сказала неудачно. Вы объясняете разницей возрастов и т.д. И этого я (для себя) не понимаю. Я могла бы Вас понять иначе : - мы далеко, и я в другой жизни. И на это я сказала, что Вы для меня "единственный в веках". Ну, не буду больше о больном! Сейчас так ярко солнце!

    Писала Вам после одной бессонной (ужасной) ночи безумный стих. Конечно, прозой, - я не знаю рифмы. Рифма у меня украдывает главное , отвлекает. Не пошлю! Сама себя боюсь там, не узнаю... Но там все, все, все мое и Ваше. Без слов понятно. И потому... моих не надо слов!

    И Вы сказали их, сказали чудно в "Свете тихий"... Я писала Вам, что м. б. искусство меня пленило, и потому я сама писать красиво стала... А Вы сказали: ""Твоя от Твоих" Искра от сердца Вашего..." Как чудесно... А о Божественном Плане? Я назвала Божественной комедией... На днях я в мыслях Вам писала, что вся жизнь моя была ожиданием Вас. И все как-то (* пятно от краски, - у нас все мажется. Я схватилась за что-то! Простите!) скупо выходило, не то, обыденно для того чувства, что горит во мне. И вдруг: "вся жизнь моя была залогом свиданья верного с тобой..." 148

    Я хотела писать. Была ночь, все спали. Протягивала к Вам руки, но было так, как бывает при отплытии парохода - Вы хотите обнять еще раз близкого Вашему сердцу, стоящего на берегу, но... между вами пространство, маленькое, но достаточно жестокое.

    Я видела это все время во сне.

    Как чудно Вы всенощную дали!

    И как волшебно это упоминание о Наде, о тоже и у Нади пылающих щеках. Это именно так и бывает, что и других как-то видишь в том же. Я не могу объяснить. И баба на телеге. Флер д'оранжи? Вам я писала, что обожаю жасмин и всякий раз думаю о флер д'оранже, когда его срываю? Писала?

    Теперь я знаю как Вы меня обидели. Я счастлива от такой обиды. Она же подтверждает счастье! Но скажите мне отчего? Были мои плохие письма? Неудачны? Плохо выразила верно? Скажете? Или не надо? Откуда знаете, что васильки люблю и даже о голубенькой повязке на голове. Носила.

    Конечно в переводе плохом я Вас читать не буду. Вас же нельзя перевести... Такой-то язык, такую душу!

    О книгах Ваших?

    "Лето Господне", "Родное", "Богомолье", "Человек из ресторана", "Это было", "Как мы летали" 149 , "Въезд в Париж", "Пути Небесные" и "Чаша" - это я имею.

    Читала, но не имею "Солнце мертвых" (читала его лет 10 тому, в тоске и муке ужасной, - сама тогда переживала много муки), "История любовная" 150 (хотела все спросить Вас, но не смела, - кто этот мальчик?) меня эта книга очень, очень интересовала.

    "Куликово поле" книгой не могла достать - читала в журнале отрывками. "Няня из Москвы" - чудесна! "Старый Валаам" 151 не знаю, а также и "Die Liebe in der Kriem" 152 . Ужасно бы хотела все узнать.

    153 , - душой страдала. "Мери" 154 конечно знаю. Конечно плакала. Чудесно! Напрасно и ненужно у некоторых книг я восклицаю "чудесно" и т.д. Все , все Ваше дивно! Каждая строчка! Мне все одинаково дорого! Все - талант. Все! Понимаю, что И. А. 5 раз читал. Я очень люблю И. А. и за то еще, что он любит Вас! А помните: "любить можно по-разному: "люблю цветок" и т.д." Ну, не буду!

    На днях едет муж моей подруги 155 . Я не люблю его. А она - прелестна! Красавица и доброта... вот она была бы лучшая Анастасия! Красавица! Но собственная подруга? Не знаю. Люблю бывать с ней. Но никогда не интимны. У меня нет никого. Я женщинам перестала верить. Она добра и русская. Чутка, художница немного. Воспитывать взяла русскую девочку. Детей нет. В этом мы понимаем друг друга. Об этом говорим. Она видала тоже много горя, и жизнь другому, новому давать боится. Не страданье?

    Хоть я не знаю, у меня-то иногда двоится. Да разве наше это дело. А кто же даст России смену новых? Я ничего не знаю. Это - одно из моих мучений! Это ужасно откровенно? М. б. лучше и не писать про это?! Мне чуточку даже стыдно.

    Кончаю, но в мыслях говорю Вам дальше! Смотрите, смотрите на них и видьте ласточек, и небо, и рожь, и васильки - все это Вы! Ваша сердцем О.

    [На полях:] Будьте здоровы, хранимы Богом. Милый...

    Каждый вечер в 11 ч. я с Вами! А Вы?

    Цветок Ваш все цветет - чудесно! Удивительно красивый!

    Не беспокойтесь о моем здоровье - я совсем здорова. Боли сердца прошли!! Совсем прошли! Я здорова! Не беспокойтесь, дорогой мой!

    Посылаю березку - из русского одного садика вчера. Получили мою любимую фотографию, последнюю под деревом в солнце?

    Ваш "Свете тихий" должен свет увидеть. Его должны прочесть многие! Вот опять она - Родина!

    45

    И. С. Шмелев - О. А. Бредиус-Субботиной

    20.IX.41

    2.15 дня

    о письме О. А. Бредиус-Субботиной от 15 сентября 1941 (No 40).}, - вчера и получил Ваш экспресс и тотчас же послал экспресс ответный, - упало сердце... и когда я, еще в полусне, читал, - знаете, что я крикнул, - вслух крикнул, - себя не помня, закруженный счастьем, потрясенный, в неизъяснимой радости..? "Какая сумасшедшая... девчонка!" И в этом последнем слове было столько счастья, нежности страстной, мольбы, - прости! прости, мой Ангел! - отдачи всего себя, преклоненья, восторга, сознанья недостойности, ласки безграничной, любви благоговейной, святой, святого обожанья - нет слов таких, чтобы хоть чуть определить, что было в сердце..! Так переполненная счастьем материнства, только женщина-мать может такое выразить ребенку, когда ласкается, любуется бесценным... целует ножки, льнет вся, вся к нему... себя не помня, - то отступит, всплеснет руками, то душит поцелуями, трется щечкой, себя щекочет ресничками его, пяточки целует и шепчет страстно, как бы в забытьи... - "о, маль-чи... шка... милый мальчонка мой... мой глупышка славный... жизнь моя..!" И это не передаст всего, что в этом неизъяснимом слове-ласке: - "О, сумасшедшая... дев-чо... нка!!!" Да что Вы!.. Вы не разобрались в моем... я теперь ничего не помню, я же писал Вам в ослеплении, в смуте, в тоске, в безумстве... в страхе, что все пропало для меня, что я сам обманывал себя, воображал... смел Вам открыться сердцем... и - оскорбил Вас, осквернил признаньем! Смутил, в тупик завел... - и должен заставить Вас снять чары с сердца моего... а Вы... - да, клянусь, я так и думал, ни на минуту не сомневаясь, что я навязываю себя Вам, на скромность Вашу посягая... не имея никакого права душу Вам свою открыть... а все-таки открыл, не удержался, все силы растерял, и самолюбие, и уважение к Вам... - зная, что нельзя так, что Вы никогда не сможете хоть что-нибудь, похожее чуть-чуть на грустную ответность сердца, высказать... Самым святым мне, самым дорогим... священной памятью моих отшедших, заверю Вас... я был вся искренность... я ослепленными глазами увидал в Ваших просьбах считать Вас хоть немножко "хуже"... и в "я совсем не такая", - в этих словах смущенья я читал: "как Вы не понимаете, что так нельзя... я не могу Вас полюбить... ну, просто, Вы все переиначили, я люблю Ваши книги, через них и Вас, сердце Ваше... ну, как люблю Пушкина, благоговею перед Рафаэлем, люблю Чайковского... ну, и Вас, почти... нежность воображаемых теней в романах... как Вашу Дариньку... Анастасию... - вот и предел "любви", это же так ясно, так привычно, так ... приятно!" Мне, жаль, высказанного в письмах?! и - "для себя" жаль?! Вы... "не заслужили", чтобы я из-за Вас... ?! О, как жестоко было бы все это, если бы Вы на миг могли поверить, что я искал лишь повода... отойти от Вас! Да разве я, здравый, мог поверить, чтобы Вы могли любить меня?!! - не видя даже, через книги?! Я мучился, мучился давно, все мне предостерегающе грозилось: ни зву-ка, что делается в сердце..! спрячь, запри, затаись, несчастный фантазер... ведь это не твои герои, не тени снов твоих, не оживленные до осязаемости светлые твои - идеалы в тоске твоей, несбыточные твои... - это же живая, чистая, святая... недостижимая... лишь в снах являющаяся тебе, безумцу! Ведь ты - кто ты для Нее?! "Любимый из писателей". Будь счастлив этим, это же награда, - выше ее и быть не может! - а ты... вдруг навоображал, явь смешал с мечтаньем... ты гипнотизировал словами, образами, трепетом чувства, всем, что у тебя даров от Бога... - и... это же не только самообман, это же обман! - и только горе новое тебе на сердце, и оно сожжет остатки, что пощадили все страданья... а ты, более еще жестокий, чем испытанья жизни... сам все испепеляешь... - но это пусть, над своим ты властен! - нет, ты смеешь посягать на божество! ты же Ее божеством считаешь, и ты сме-ешь! на Ее скромность, на ее стыдливость, на ее вежливость, чуткость Ее, ты ми-лостыни просишь, зная, что, м. б., и не откажут в милостыне, из со-страдания... мягко примут излияния и сумеют обратить в "легкую и безобидную игру"... Клянусь Вам, я всегда был откровенен и правдив перед Вами. Жизнь моя, Свет мой дивный... я плачу, если бы Вы увидали мое сердце!.. Я недостоин чувства Вашего, моя Царица, моя дивная из дивных, мое последнее Святое! Простите, милая, простите... о, прости, мой Ангел, как я нежно-свято люблю Вас, Оля моя... славяноч-ка моя - царевна! замученное сердце полно последним жаром, все оно горит непостижимо, так нежданно... я же давно его утратил... - мне казалось так! Я недостоин, я не смею, - вот мое твердое признание: я не смею, я кощунствую, я - пусть изнемогаю от "огня", - нет, я не смею. А теперь... читаю Ваше письмо... я не смею верить... но я читаю, я знаю, как Вы чисты, как Вы правдивы, как недосягаемо правдивы! - я... я для Вас не только автор... я для Вас и живой еще..! Вот, моя гордыня... ви-дите? где же гордыня-то..? я взгляда Вашего не стою... так я себя скрепляю... тушу огонь свой... в мыслях оскорбить страшусь... О, несказанная... я так растерян... все во мне мутится, - Боже, это Ты творишь? Не Темный это льет в душу мою свет... Твой это свет... в мои потемки... Да ведь Ты, Ты, Господи... все, все, так все направил, так ясно показал слепым глазам... - так все начертал... Когда смотрю на эти годы, на это откровенье с неба... на этот "случай", на мой вскрик, на скорбь Вашу, далекую, в день Вашего Рождения... на эту книжку... на эти 9 мес. "разлуки", внешней только, и как зрел плод... во мне зрел, и я чувствовал, как зрел он... эти девять месяцев разлуки я был светел... это был свет в сердце... это был шепот воскресавших надежд, возвращаемых утрат... когда все вижу... - Ты, Господи, жизнь мне возвращал... - а я, видите ли... я все не верил, я страшился омрачить сердечко Ваше... Как я Вас люблю..! это нельзя измерить, у меня нет мерок слова, теперь в этом, слова мне непокорны... разбежались... истаяли и потускнели, мои слова, покорные мои рабы... творцы! Девочка моя святая, как я люблю тебя, как нежно гляжу в твои глаза... как пальчики твои целую... я плачу, я не могу больше говорить... ничего не вижу, вот пишу... Простите меня, прости, родная, мой Бог, моя нетленная, ласточка... ты залетела в мое сердце, ты и как там неуютно... ну, побудь немного, я так счастлив... ну, умчишься, но ведь ты была в нем... - это безмерность счастья для меня... эта величайшая, слепящая награда, не по заслугам... это щедрость Бога, это твое великодушие, это - кровь твоя, родная... только потому все это... Мы так похожи, до... оглушенного "непониманья"! Ведь эти же дни... я сердце разбивал свое... я метался, плакал... терял и находил... ночей не спал, сжигал и возносил, терялся в сомнениях, молил, звал, пел, жизнь клял, рвал письма, писал и рвал... хотел вернуть отправленное... говорил - а, будь что будет..! Я страшился... как будет, вот Вы здесь... взглянете... о, как я далек от созданного вами... Сердце, душа моя, мои к Вам молитвенные обращения в словах... все это - святая Правда... но ведь я же не такой глазам... ну, не урод я, знаю... ну, загораются еще глаза... и мысли оживляют черты мои... голос не дрожит, я еще киплю страстями, я могу чувствовать себя счастливым... я могу жить безумством... - но я ведь не такой... не для романа чувств, я это знаю... Было время, как меня любили... как я горел, сжигая, как Оля мучилась... - и я оставался верным ей, при этом! Я играл, до увлечения, - это в Москве все было, - я совершал безумные поездки, я не щадил чужого сердца... и - не виноват! - если рассказать Вам искушения! Так ведь тогда - какая страстность во мне вскипала! - И вот, теперь я с изумлением взираю, в себя гляжусь... и ви-жу... - страстность - есть! цела! я вспыхиваю и сгораю? чувства до изумления - свежи!., но... новое еще я вижу: такого чувства... как теперь, сейчас... когда же оно было, такое чувство?! Было, когда мне было 17-18 л.! Оно все то же!! Оля заступила... О-лю!? Так заступила! Все спуталось во мне. Я снова начинаю быть. Господи, это Ты даровал... это Твое чу-до! Милая, светлая, новая моя Оля! Ты открываешься, ты светишь, ты приникаешь к сердцу... ты в нем живешь, ты освятила-воскресила... ножки твои целую, сердце... твои ресницы трогаю глазами, нежно-нежно... слушаю, как бьется сердце... о, не-жная моя... Господь Бог мой - Ты... вся Ты... сколько в Тебе жизни... женщины чудесной, чуткой, бурной, о, сумасшедшая... де-вчонка... безумица, упрямка, мнитка... вся нежность, вся стыдливость, скромность, нега... страсть! Все богатство, какое в русских женщинах, необычайных, лучших, все-славянках... рассыпано так щедро, но раздельно... - все в одной Тебе соединилось, как в высшем образце Творения! Я это вижу... и ты все знаешь, вся ты все чувствуешь, неизмеримое свое богатство. Смотри, вот сердце... смотри, родная, милая, смотри - все там правда, все, все... что я писал Вам... все там... такое чистое, такое точное... - все твои дары... вся твоя сила, творческая... все - правда... Ты - светлый гений... ты все сможешь... все охватишь, все дашь людям... моя подружка, дружка! Это не хвала, не возвеличение... пойми, что Тебя уже нельзя хвалить и возвеличить... ты Богом восхвалена, Им возвеличена... Им сотворена такой. Ты меня встретила, чтобы только я тебе сказал, всем сердцем-правдой: вот твое назначение, моя безумно-мудрая, мудрая всеми чувствами - на все. Лебедь мой, взмахни крылами, летай вы-со-ко... смело делай... преодолей естественную робость, ты одолеешь... о, моя, моя, моя... не песни пою тебе, правду твою тебе же раскрываю... ну, маленькая, детка моя святая... бери же Правду, будь верна ей. Перекрестись, скажи - Господи, благодарю - и принимаю назначенье, буду, буду... как Ты велишь. Не выдумал я Вас, это Бог выдумал... а я только его орудие... нашел Вас, Вы - для того же назначения - меня нашли, позвали, звали и - зовете. Пойте, ласточка нежная, быстрая, мой Свет тихий... пойте Бога, Жизнь, страдания, счастье... все, все, что бьется в сердце... - а я Вами жить буду, творить из Вас и Вами, огнем от Вас - великой светлой Вашей силой вооруженный... допою, что надо. Вместе будем петь... друг другу отдавая силы... - Я теперь в уме пою Чайковского... его лиризм... - и слова затертые становятся живыми... "Я имени ее не знаю... и не хочу узнать... земным названьем не желаю... ее назвать." 156 , "Красавица, богиня... ангел!" Смотрите, как ожили слова, от чувства. "Без Вас не мыслю дня прожить!" 157 Как бы хотел я с Вами слушать это! Я безумствую, с ужасом чувствую, что я написал Вам! Но не вычеркиваю, не смею, - это - Правда. Вы нежно трогаете, Вы гладите любовно мою руку... - поймите, я всегда был откровенно-честен перед Вами... не покривил ни тенью слова-мысли... я лишь страшился смутить Вас, ваш покой нарушить... я так не верил... боялся, что упрекнете в самомнении... Я хотел надписанием на "Чаше" сказать Вам, - м. б. я неясно выразил, я был смущен присутствием другого, ожидавшего, когда я напишу... - хотел сказать, что и Вы тронуты отсветом страдания, и с Вами я, как мой Илья-страдалец 158 , тоже опален страданием... - но как-то неясно вылилось... Почему так написал? Не знаю... - написалось так... спуталось во мне - Анастасия... Ольга... моя любовь, которая может коснуться Вас только, как страдание? Не знаю... я так мало о Вас знаю... и так много знаю, сердцем? Ваше - письмо, о Рождении... сдавило мое сердце... - и я замер тогда от счастья, я тогда в первый раз узнал, что я Вам близок, очень близок... и не смел, не дерзал раскрыть, как я Вам близок. Мне было страшно уяснить, что я могу быть л......??! Как я безумно счастлив, милая. Как Вы хороши "у дерева" - сколько света, игры рефлексов... это - и на фотографии - больше, чем знаменитое Серова - девочка под деревом 159 . Вот, игра света! Снимите это ужасное слово Ваше - "пощ...на" {В оригинале 5 точек.}! Я ужаснулся, что мог оскорбить Вас, признаньем... невольным... так я благоговею перед Вами... оскорбить, ибо я недостоин Вас! Поймите же, это не рисовка, это - больная правда. И Вы в душе знаете это, и потому Вы так нежны ко мне, так чутко, так - любовно. Вы сами боитесь того, чего боюсь я... вы горды, и не можете быть навязчивой... - я навязчивым себе казался, показался, вдруг. Вот и все. И теперь я... Вы вознесли меня, так одарили... так... согрели сердцем! О, благодарю, моя несбыточная - сбывшаяся, - нет, теперь Вы уже - вся моя, вечная вся... - без Вас убью себя, клянусь, жить я без Вас не стану... не могу... - и как все будет - я не знаю... и не хочу знать... не хочу мучить себя и Вас, не могу больше ничего. - Я Вас люблю крепко, неизменно, так не любил еще...

    Спешу послать экспрессом. Мне лучше, болей опять нет. Я получил "Wickenburgh". Благодарю. Не мучайтесь "болящей". Все будет хорошо, радуйтесь! Примите же "antigrippal"! И - cellucrine, умоляю!

    Ваш до смерти, и после - Ив. Шмелев

    [На полях:] Вы разбились на велосипеде - когда? какие последствия? Что Вы вытворяете!

    "Свете тихий" - сохраните в сердце. Он Вами дан. Этого не было в литературе - зачатия полей. Но с Вами - я все могу, все преодолею - в творчестве.

    В Вас влюблены... да как может быть иначе?! Ми-лая!

    Сейчас после обеда - пойду, с почты, в церковь. Завтра Рождество Богородицы. С Вами иду. Несу Вас в сердце. О Вас буду молиться - и любить Вас.

    Завтра я утону в "Путях". Пишете их Вы - во мне. Обнимаю тебя, Ты - моя, да? Я схожу с ума от счастья. Оля, Оля, Оля...

    46

    И. С. Шмелев - О. А. Бредиус-Субботиной

    22.IX.41

    Милая, самое дорогое в жизни, - сердцем говорю Вам, - дороже мне всех ликов, чем я томился сладко, пытаясь воскресить их из мысленного праха... - я, дал, Вам... камень?! Вы его выдумали, этот камень-призрак. Если бы Вы бросили в меня, я бы поцеловал - Ваш камень! Я... "пытаюсь отойти"?! Где же чуткость Ваша, сердце, ум? почему они не осветили Ваше "потемнение"? Я испугался, что Вы "слишком вообразили"...?! Я смутился, что допустил себя - признаться, - вытянулся к солнцу, как цветок, забытый... - смутился, не оскорбил ли Солнце. Боже мой, вдумайтесь, солнце мое живое! Я - "жестокий"? Мне, "для себя" - жаль сказанного? не ради Вас, которую смутил, как мне вдруг показалось?! Да я же благоговею перед Вами... поймите же... не могу же я сердце разорвать и... - вот, смотрите! Ну, чем заставлю Вас поверить... ну, я не знаю... Но знайте, - если бы Всемогущий сказал мне - "все твое - прахом, ничего не было и ничего не будет в твоем искусстве, но она будет, какой ты ее знаешь, как теперь, далёко... - что изберешь?" Чтобы она была! - клянусь, вот моя правда. И это- "камень"?! В вашей руке мое письмо, 15.IX {Вероятно, описка - 12 сентября.}, там "Свете тихий"... - там все. Я тогда не знал о будущих "экспрессах" Ваших. Я для Вас писал набросок - "Свете тихий", к Вам тянулся, на Вас молился... это же не-льзя нарочно, это творится сердцем, Вы же, такая чуткая, должны же слышать музыку слов... ведь каждая творческая вещь, пусть маленькая, но сердцем порожденная, свой ритм имеет, передает биение сердца, его стучанье, его... красноречивое молчанье!.. Ласточка моя, мое очарованье, лучшая всех женщин... Вами дышал я, любовался Вами... пел Вам песню... пусть в этом незначительном отрывке... - но как легко, в сладком забытьи, в воображаемом - не бывшем, пелось! Вы пожелали - и я был счастлив. Вчитайтесь, - м. б. найдете сердце, ритмы его стучаний... - это нельзя придумать, нельзя подделать. Художник кисти знает, как поет "свет", его дуэты с тенью. Вы знаете, как поет Врубель в "Царевне Лебедь" 160 , Левитан - "Над вечным покоем" 16 162 , серовские портреты, не все. Нестеров - мистически-бескровный - мог бы спеть "ангело-любовь"... Даже малявинские "Бабы" 163 ... - только, он скуден, малообразован. Всякое истинно-искусство - всегда песня, гимн. Поют цветы, и птицы... только "жестокие" не могут. Я - жестокий?! О, дайте же, обойму Вас, безнадежно... нежная моя... я же знаю, что Ваше сердце тосковало, тепла хотело, ласки... я же знаю! Ну, возьмите же все , что нежного во мне найдете... мне ни-чего не надо, лишь любить Вас, в мыслях Вас лелеять... славить, моя прекрасная царевна. Почему открытки..? Я их не помню, почти, лишь смутно... Потому, должно быть - что были письма, раньше, Ваши письма... там не было личного обращения, именного... там было обращение из сердца... - Вы знаете. Так и я не мог уже - я - раньше! - называть Вас по имени... - Помните, лирическое, у Чайковского? - "Я имени ее не знаю, и не хочу узнать... Земным названьем не желаю ее назвать..."? Вот, как душевно верно! И вот, после именинного письма... Вы стали называть меня по-имени ... - сердце вдруг мое затрепетало, затомилось... - мне показалось - после моего "признанья", - что я Вас смутил, что ли... ну, не знаю... Я чуток, м. б. обманно-чуток... Когда страшишься потерять бес-цен-ное... - сердце чутко-настороже... Я, благоговея, стал осторожным... - мне, какой я есмь, мне же так стыдно навязывать себя, льнуть с нежными словами излияний... разве я не понимаю?! - и я, - чего мне это сто-ило! - я запросил Вас, за Вас тревожась... Ну, да, я совершенно откровенен с Вами, говорю Вам все. Да, я знаю, что женщины влекутся не только внешним, не только "лаской тела", я знаю... Я знаю и свою силу дарования, я видел много женских глаз, страстно-благодарных... я чувствовал не раз, совсем недавно, как иные готовы все мне отдать... и отдавались бы душой и... телом! - за маленький "им" гимн... - благодаря за все, что дал я их чувствам, даже их страстям моими образами, налитыми страстной жизнью... я мог их очаровывать, раздражить в них чувственный инстинкт... словам и даже! - и я, - верьте мне, не верьте, воля Ваша, - я ни-когда, после гибели-утраты моего Сережи, не пользовался этим. Да, я знаю, что нервно-жизненные силы во мне целы, я признаю за телом властные его права, все принимаю, как дар Творца, я не аскет, несущий подвиг, мне тело нужно, да... нужно для возбуждения, для творческих порывов-взлетов... но я себя держал на поводу, для Оли, для порядка, для... не знаю. Раньше... в Москве, да, я увлекался, редко... только два-три раза... - это было бурно, больно, не совсем и чисто... в отношении той, кого любил я безотчетно. (Вам только говорю!) Это было временное ослепленье, до "Чаши". Так вот, как у Тютчева... с Денисовой {Так в оригинале.}. Он не одолел "уз света", я - "уз любви": остался однолюбом. Оля моя не знала. И - слава Богу. Но она, все знала... чутким сердцем... как мучилась..! мучился и я, скрывая. Это была... "святая ложь", как Вы назвали, помните? Моя "жертва" мучилась, немного, правда, - порвала с мужем, бросила девчушку... меня не укоряла, - понимала..? - не знаю. Быстро утешилась, сошлась с белым офицером, - она училась пению в Москве, прекрасный голос, - как она мне пела партию "Миньоны" 164 ! - Были слухи, что ее расстреляли большевики, офицер оказался в "группе", группу открыли, - мы были уже в Крыму. Так вот, голубка нежная моя... - вот мои грехи... перед женой. Правду говоря, я не считал их за грехи... да и теперь их не считаю... - требовал инстинкт, душа была свободна, нетронута... - вся у сердца моей святой. Так вот, - теперь ... вся моя душа, - перед Вами. Вы все закрыли, на земле. А там... - там же темных чувств, боренья крови... - нет, там - только свет, там - высшая любовь... там - кто может знать?! - что там? Опытом я знаю, как я люблю Вас, какой любовью: эта моя любовь - высшая, какая только может быть на земле, - любовь до смерти. Вся любовь, - я откровенен с Вами, полная любовь, - не только в воображении, благоговении, - нестеровское, что ли, - нет, тут и бурленье крови, и томленья страсти, и - поклонение, и нежность, и любовь ума... - ну, как это можно, словом? - ну, - "я имени ее не знаю и не хочу узнать... земным названьем не желаю ее назвать!" Вот. Творят в искусстве лишь страстны е - я { В оригинале подчеркнутые буквы объединены лигатурой. } . Как и в подвижничестве. Я знаю, как Вы - страстны. Да эти же... "экспрессы", упреки, обвинения... нежность... - это что? Лю-бовь, конечно... пусть хоть... идеала. Да Вы же - вся православная, моя славянка. Вы, м. б. еще не все постигли, что же такое - православный? Как понимаю я, - это - высшая свобода души, полная свобода... только надо вы-нести ее! Я многое хотел бы сказать Вам... рука в руку говорить Вам о "православном", как я понимаю. В православном ценны - "жар и миг". Да, да. Тут нет игры словами. Пока скажу лишь - есть три момента, недоступных ни католицизму, ни лютеранству: притча о блудном сыне 165 , миг на кресте, "помяни мя - разбойника" 166 , и... неповторимое "Слово" Иоанна Златоуста - на Воскресение Христово 167 . Католики изгнали это слово из сочинений Отца Церкви. Хотели бы вырвать и заветные страницы Евангелия... - они их уличают. Мы, православные, - мы, просто, - скотина беспастушная 168 ! Такая нам дана свобода... - ну, вы-держи! Страстные душой и телом, мы мечемся в своей свободе от Мадонны к Содому, по слову Достоевского 169 . А его герои! Митя Карамазов! Мы - "го-рячие", по Апокалипсису 170 , нас Господь не изблюет из уст Своих. Мы ищем, путаясь в грехе, грешим в исканиях. Слишком мы степные, вольные, в просторах... Недаром князь Владимир, слишком накрутивший в жизни, - принял такую веру 171 напряжении чувств, - какая же Вы русская и - православная! Браво, милая ласточка, вольная певунья... Вы - бурная-святая! Вы "неутешная" - помните, писал Вам, о ребенке? И я Вас так и учувствовал, всю, всю... - и обнял, уже давно-давно... когда - "кроме меня да птички"! Да Вы же сами не знаете себя, а я-то знаю, какую песнь споете. Вы - вольная чудесно, но уже и теперь в Вас чувство меры... Простите, но такой чудесный образ: Пушкин дал!! 172 - образ для всех, творящих бурно... образ "сдержанного мерой творческого порыва", это - гениально! - Вот, напомню: "Кобылица молодая, - Честь кавказского тавра, - Что ты мчишься, удалая? - И тебе пришла пора; - Не косись пугливым оком. Ног на воздух не мечи, (Видите - как дано!! скульпту-ра!! Вот чудеса-то Слова!) - В поле гладком и широком - Своенравно не скачи. - Погоди, тебя заставлю - Я смириться подо мной: - В мерный круг твой бег направлю - Укороченной уздой" - разрядкой данные слова - это я подчеркиваю, я даю разрядкой. - Не знаю, как Вы, а я это пережил, я себя сам укоротил уздой и направил в мерный бег... - слишком я был бурнопламенен, - тут помогла и светлая душа Оли, при ее жизни со мной, и - после. Для меня сомненья нет: она отозвалась на мою мольбу-тоску, и я увидел Свет... - Вас, "не в портрете неизвестной свою мечту"... нет, Вас - все закрывшую, живую... - радость, веленье, жизнь. Как Вы меня изобразили бо-льно... - в "обиде" Вашей, в гордости, в тревоге, в грусти. Ми-лая... я склоняюсь перед Вами, молюсь на Вас, целую Ваши ножки, стройные какие - у дерева! - какая вся Вы стройная, статная какая, легкая какая... - вся поете. Смотрю в восторге, - только глаза мои ласкают... - "твоей одежды не коснусь"! - о, милая..! чистая вся, святая. Как я люблю Вас, моя Олёль, - простите мне, я же хочу быть откровенным, Вы этого хотели, Вы - велите. Ну, отвернитесь, велите замолчать, - замолкну. Я, пытаюсь, "отойти", от Вас?! Слышите Вы, чем бьется мое сердце? кем одной? Вы знаете. Я - пишете Вы - "не смог бы писать так, если бы увидел глаза..." Хочу увидеть! "Броженье мне помогает"? Да, Любовь - самый верный друг творчества: она рождает детей... телесных и духовных. Не плохо это. На Вас смотрю, как... на модель? Много кругом "моделей". Вам самим нужны "модели", а в Вас, пред Вами вянут, гаснут все мои образы, то-нут... "Мучаю... любя"?! "Мечта, в портрете неизвестной"? Да, Ваш портрет - мечта. Прекрасная. Все дни любуюсь, - покрыли все портреты. Искры Ваши опаляют, до сладкого ожога, тревожат. "Если бы Вы знали все! Молчу пока". Да, всего не знаю. О, благодарю за то немногое, что знаю, храню в сердце, как святое. "Вы гордились бы, как вы сильны". Чем силен? Не знаю. М. б. почти знаю. Люблю Тебя, моя бесценная, Красавица, Прелестная, неупиваемая, неповторимая, несказанная! Всю Вас люблю... со всею Вашей страстной-тревожной устремленностью в порыве... чу-дная моя, - молиться на Вас хочу, - не песню, акафисты 173 Вам петь хотел бы. Что большего могу еще сказать? Все исчерпал; сложил все силы чувства в молитвы Вам. Страдаю - и люблю. Я, Вас, люблю. Люблю тебя, моя царевна, люблю безумно, девочка моя прелестная, вся в солнце... - Вы разрешили мне, Вы хотели, чтобы я был открытый... - я всегда был прям душой перед Вами. Я люблю тебя, милая Оля, сестра моя по духу, по призванности, красивую и молодую.... а я - какой! - ну, это же не может быть обидно, для Вас! Не видя и не слыша, на отдалении... - так полюбить, - нет, не влюбиться, нет, - так отдать себя в чувство всего! ... - так со мной не бывало, ни-когда! - детская моя любовь... - первая любовь, - это так понятно.

    Антигриппал не поможет - пишете. Он необходим для страховки от осложнений после возможного гриппа. Прошу Вас, извольте же принять. И селлюкрин, он даст Вам силы, мно-го силы! Я посылаю Вам сегодня же экспрессом (а, поздно, 7 ч. вечера, завтра) - три лекарства. Против бессонницы - отлично помогает "Седормид" Рош-а. Не форсируйте, на меня действует и пол-таблетки. 2 - "Спазмозедин" - по одной компримэ, 3 раза в день, перед едой, - принимайте в течение 10 дней. Это прекрасное средство против сердечных невралгий, толчков, тупых болей... нервного, как Вы сказали - порядка. Эти лекарства прописаны отличным доктором, проверено. Но, все же, установите прежде, характер сердечных болей, грудных (этого "обруча") - нет ли органических причин, сердечных, - только если их нет, а нервное... - тогда пользуйтесь. После 10 дней лечения начинайте "Фосфопинал" Жюэн, по две капсулы два раза в день, после еды (т.е. всего в день - 4). Если надо, вышлю еще. Будете прыгать и петь. Увидите! Это Вам необходимо для творчества, укрепитесь, - будете, миленькая моя, так летать воображением, пожаром загоритесь и других зажжете! Вы будете писать, я счастлив, я пою от счастья, что бу-дете писать - прекрасно, по-своему, как никто: Вы - си-ла! Клянусь Вам, я-то знаю Вас. Целую Ваши глаза. - Скажите же, чего - писали - не можете пока . Скажете? Это - радость мне, да? Вы все мне заполонили... я как опьяненный... жду, жду чего-то... так взволнован... а надо - к "Путям"... они уже кипят во мне... - боюсь, слишком я буду страстен в них... но Даринька будет иметь ребенка... и какие сцены!., что я вижу! игра какая..! Призраки какие... и сколько - му... ки..!

    - в голландском маскараде. Я Вас всю исцеловал, на карточке - ну, не серчайте. Я - сумасшедший. Без Тебя - не жить. Твой, милая, весь твой. Ив. Шмелев

    [На полях:] Ну, теперь остается получить, после приписки - нагоняй - "Ка-ак, Вы меня поцеловали?" Не Вас, а "нимфу" в портрете неизвестной. Пью Вас.

    Из-за одного этого готов сгореть, от Вашего огня . Да, Вы - моя? Пишите, ради Бога! - и мне, [и] - миру. Да, мир Вас узнает, верю!

    Как все это не похоже на меня, - до... Вас! Вот что Вы сделали.

    Отопление будет, слава Богу. Да у меня, сверх, два электрических radiator'a. Тепло Вам будет, Вашим ножкам, в кресле. Пряничками буду кормить Вас и горячим шоколадом с молоком.

    В отеле, 3 минуты от меня, жили Квартировы, у Вас будут ванна и телефон, и тепло. Спросите-ка Мариночку! А какие золотые дни стоят! Вижу мгновеньями, Вы закрыли все .

    Сейчас, 11 ч. вечера. Письмо давно готово, все обрастает, беру его, любуюсь Вами. Что я говорю Вам! Я сам создаю слова, мне мало сущих. Как я целую Ваш портрет! Я весь в безумьи счастья. Я знал, Вы - да? Ну, пусть хоть на один миг, пол-мига! Ваше лицо наполняется в моих глазах жизнью... я чувствую Вас, слышу, Ваши губки теплеют, вот, розовые они, алые... Я их целую - ...о, ми-лая, как я люблю. Как Вас ласкаю! Откуда это? Такое полыхание страсти и любви нежнейшей [тонкой-тонкой] и - такой глубокой! Милая Олёль... я изнемогаю, нет сил...

    О, Ваше сердце! Кто, откуда Вы?! Что со мной творится! Мог ли думать, что я еще такой?! такой - по-жар! И... такая нежность - истаивает сердце. Вот Вы - какая сила чар! Подобной женщины не знаю.

    Как я для Вас буду читать! так ни-когда не читал - услышите! Отдам всю душу! Только за один взгляд!

    Не знаете Вы, ско-лько Вы можете! В Вас исключительная сила творящей воли, душевного очарования, страсти, душевного богатства, воображения непостижимо-яркого. Вы - дарование безмерное. Клянусь.

    Ради Бога, все, все от Вас приму: укоры (не виновен) - молчанье... (бо-льно!) только, ради Господа, верните себе здоровье, - ешьте, спите... лечитесь... - весь и навеки Ваш, все, все для Вас.

    Уверяю Вас, у меня все есть. Нужно будет - мне пришлют мои же деньги, мой труд литературный - у меня на все хватит, будете - все узнаете.

    А Россия... - если буду жив - даст все. Мне уже предлагали продать литературные права! Конечно, - отказал. Вот до революции "Нива" 174 рос. [См. примечание 175 к письму No 46.]) 175 . Да мои " детские " 176 - в народные школы приносили до 3- 4 тысяч золотых рублей в год.

    Ну, все Вам расскажу, мно-го интересного, а сколько дивного! На днях я увидел чудесную Мадонну! Это - Красота! В окне напротив... как виденье! Напишу... - из области искусства. В ответ на Ваше - о, глупенькая моя сестричка! - слово - "Я совсем некрасива". Вот мы об этой красоте и поговорим в письме, ближайшем, если не забуду. А в Париже уж наверное. С трепетом жду Вас. Я не смущаюсь - но трепетанье чувствую... - Вашего разочарования. Ну, будь - что будет. Все свои мечтанья спрячу. Все-таки для Вас останется И. Ш. Для меня - Ваш Свет, и Ваш Талантище!

    Милая, целую... Ив. Шмелев

    Сначала - читайте по "машинке". Я и сам не разберу. Вот что Вы со мной творите!

    Но знаю, я не буду видеть строчек. Вы только - и все - Вы, Ты, родная! Дитя мое, мой Свет тихий - о, сумасбродная девчонка! Что Вы написали! в exprès! о, сумасбродка!

    Вы - самая женственная из всех , всех - женщин, да! Извольте написать, безумица, какие духи любите? Очень прошу. Ах, Вы сумасбродка! И потому за это я Вас еще больше люблю - но больше уже нельзяя.

    "Она меня - за муки полюбила 177 ... а я ее - за состраданье к ним". Шекспир "Отелло". О, когда увижу?! Как у меня будет уютно с Вами! Ско-лько скажем! Каждый день - годы счастья!

    47

    О. А. Бредиус-Субботина - И. С. Шмелеву

    23.IX.41

    Дорогой, далекий, - шлю Вам привет, и жду, жду письма Вашего, обещанного, ответного... Его все нет еще! Писала Вам в Рождество Богородицы, а думаю... всегда... Не послала то письмо от 21-го. Слишком много слов, а все не выражают. Я так волнуюсь чего-то. Меня волнует особенно пока я не узнала откуда Ваше отчаяние тогда было? И почему Вы (когда еще все ясно было) вдруг написали: "Воображение Ваше может разгореться и многое испортить" (* "я чувствую, как Вы свыкаетесь со мною." Вы боялись этого? Скажите!). Я навоображала? Что это: "учитесь властвовать собою" 178 ..? Я должна как Вы отговаривали (прямо трепетно) меня от приезда в Париж. И "быть благоразумной, считаться с условиями жизни". Объясните? Напишите подробно какое письмо мое было от 24-го - 26-го и какое от 31-го? Я все забыла. Пишу так много. Много на бумаге, а в мыслях еще больше. Сию секунду девочка из деревни принесла мне Ваш expres. Какое трепетное чувство, - сейчас открою.

    - - -

    Прочла.

    Ответ мой, не на письмо, конечно, а на ТО , на Ваше, главное - найдите в сердце Вашем! - Как мучительно мало слов, - как много чувств, и... трепета, и счастья...

    Как назову Вас, какими (жалкими!) словами скажу о том же?!

    Нет, я хочу сказать Вам прямо , словами, и пусть извечно-знакомыми всему миру; не потому ли и вечно-живыми, как обмоленная икона в храме?! -

    Да, я люблю Вас тоже. Давно, нежнейше и полно, и свято! Люблю.

    "Вы не случайны в моей жизни, и, быть может я - в Вашей". Сказали Вы. Не бойтесь, отчего же это "быть может"? Да, знайте, люблю Вас. Всей силой души и сердца. Не говорила, не писала. Робела и не знала, нужно ли Вам это. А впрочем м. б. сама не оформляла, не сознавала. Но Вы могли увидеть души глазами в каждой моей строчке.

    Поверьте , обязательно поверьте, что все время я была в тревоге, трепете и ожидании; я духом знала , что все именно так и будет. Я знала не словами, не разумом, а чем-то высшим. При мысли о Вас сжималось сердце. Я выразить бы это не сумела. Я понимаю такое "знание" 179 Дариньки. Таак понимаю!.. Вот и теперь я "знаю" еще и другое что-то. То, что Вас больше всего терзает, но не скажу. Нет, не скажу.

    молчу. А просто сердце приказало пока молчать.

    Ах, как пою, смеюсь я навстречу солнцу! Как чудно, нежно небо, как звонки птички! И как мучительна разлука!.. Далекий, чудный, единственный... любимый.

    Всей душой и сердцем любимый!

    Вы не осудите меня? Пишу такое, пишу, не принадлежа Вам? Чужая! Осудите?

    Мне очень больно касаться этого. Но это надо. Мне хочется сказать Вам, что это не кокетство, не влюбленность, не "Анна Каренина" 180 181 , что у И. А. так чудно разъяснено. И я не нахожу себе упрека. Поймите, что в Вас - жизнь и Вера в Бога, все самое чудесное, что делает жизнь Жизнью. И упрекнуть за любовь к этому никто не может. Ах, это сложно описать, но это я сердцем чую. Не оправданий себе ищу, а знаю. Я не боюсь себе обвинений и помню "не пщевати вины о гресе..." Но где не грех, - там нет вины. Не надо больше об этом. Больше мне сказать нечего. Не скажу больше.

    Еще только одно: не думайте, что ветреная я.

    Я только теперь так вот (себя не понимаю) могу все говорить. Я предаюсь волне бездумного океана - счастья. Я люблю Вас не только как писателя, - нет, - вполне, как только я могу любить. И я хочу об этом сказать Вам. Мне радостно сказать Вам это. Я испугалась мысли, что я Вам только Прекрасно , что для "Путей", но не хочу, чтоб только .

    Ах, да, не думайте, что ветреная и т.д.

    (буквально: глаз рыбы, нем.). } и добавил "Fisch selbst ist immer zu warm, - Sie sind im Auge vom kalten Fisch" {"И даже рыба еще слишком горяча, - У Вас глаза холодной рыбы" (нем.). }. В клинике меня расспрашивали довольно откровенно нормальна ли я в таких вещах, или просто "raffiniert" {Здесь: "слишком изысканна" }. Я очень была наивна и не понимала что их интересует. Один врач сказал, что я, наверное, очень "infantil" {Здесь: "заторможена" (нем.). } или это русская натура? Пытали даже и про сны "не может быть, чтобы и в подсознании такой же холод". На вечеринках пытались под вином и, разжигая в модных танцах узнать все что-то. А я держалась очень строго, оберегая "не расплескать бы". Вы знаете ли что такое нынешний медицинский мир? Я подходила к иногда вплотную, что даже странно было бы мне и подумать. Я все это с самой великой простотой, одна среди 5-6-10 врачей. Вот с их такими подходами. И потому особенно строга. И те - не знали как я любить умела. Да, холодная "русалка". О, какая была для меня мука эта любовь в ужасном тупике, с ее начальных дней, с признания (его) уж в тупике. Я ночи плакала, молилась, а днями отдавалась вся работе с горящими веками и жаркими губами от бессонья. Работа до самоистязания. Холодная "русалка". И, знаете, помог мне разум. Рассудок. Всегда рассудочна была, - не по-женски, говорили.

    И вот теперь? - Где все это? Одно бездумье! И я сама зову слова когда-то для меня звучавшие: "leben Sie nach Goethe, nicht zu viel Fragen, mehr Sonne, mehr Herz..!" {"Живите по Гете, не задавайте слишком много вопросов, больше солнца, больше сердца..!" (нем.). (нем.). }. И знаю о его "крошке" 183 . Напишите мне о Тютчеве, - я о нем ничего не знаю, т.е. романа этого.

    Нет рассудочности и нет вопросов... Есть одно - жажда видеть Вас... Хочу безумно увидеть сейчас же! Я раньше Вас учуяла тоску этого "далека". Хочу Вас видеть. Говорить с Вами, смотреть на Вас, сидеть с Вами молча, с закрытыми глазами...

    Какой Вы чудный, нежный, Иван Сергеевич!

    Мой милый, ненаглядный...

    Какой прелестный наш язык! Как много ласки в нем, сравнений, как много неги и обаяния. И все же - не сказать всего, что хочешь.

    Ах, да, Вы говорите об "истории литературы русской" и о письмах наших. Вы этого хотите? Я не хочу. Я никогда бы не дала Ваши письма ко мне большому свету 184 185 публиковала Антона Павловича письма. Как это было горько. При моей жизни никто их не узнает. Или хотите Вы? Тогда - другое. Тогда совсем другое.

    Прислали фото. Ужасно. Отвратительно. Не то, что не похоже, а просто - совсем не я. Абсолютно. Не понимаю, как так можно. Ретушировкой еще больше испортили. Сегодня же иду к другому фотографу. Как хочу Вам послать "глаза". И как раз глаз-то и не видно - черные, вставные, не мои. Какая-то натянутость, жеманность... Ужас... А у меня серые глаза, с голубоватым, - иногда голубые.

    Сегодня я причесалась (сама) совершенно так, как прежде, в девушках еще. Попробую, что будет.

    Я вся - в нездешнем. Как скучно - все эти мастера... Они такие тошные... А я слыву небось за ведьму у них. Бранюсь и требую скорости и работы, а не мазни. Боятся меня они больше, чем мужа. Ненавижу "кое-как". Наш работник (основной, полевой, так сказать) к счастью другой. Другое тесто, не похож на местных мужиков. Мы с ним друзья... Всегда веселый и довольный. Дождь идет,.. мокнет, а "ну, скоро разъяснится". А если солнце, то каждый раз: "с добрым утром, mevronw {Хозяйка, госпожа (голл.). } что, Вы солнце принесли?! Тогда - милости просим". И смеется.

    [На полях:] Ну, кончаю... Крещу, и долго, долго обнимаю сердцем. Ваша О.

    Посылаю духи мои, вот здесь, на этом месте, чтобы хоть так меня почувствовали.

    48

    И. С. Шмелев - О. А. Бредиус-Субботиной

    24.IX.41, 9 ч. вечера

    186 ! - только Пушкина вечным словом, - пытаясь выразить, хотя бы только близко, светлую сущность Вашу, - могу говорить Вам, чудесная, Чудесная! Так молитвенно, "невер", - какое заблужденье, - ныне, слава Богу, истлевшее! - назвал МАДОНУ, - (его правописание). Вы смутились, что я позволил себе так с Вами говорить? Нет тут кощунства: для "Мадонны" я нашел бы иное облеченье словом, - оно в молитве-величании - "Честнейшая Херувим и Славнейшая без сравнения Серафим" 187 . Вы для меня святы, - все Вы для меня, все-Женщина! Я хочу словами выразить предельность чувствований, Вами во мне рожденных, новых, неведомых доселе, ни-когда! - и не могу, бессилен, - таких слов нет, для человеческого сердца, - о земном. Чувствую, как млеет сердце, ищет, стремится вылиться... - бессильно. Ну, что же... по-земному буду, тенью чувств. О, ми-лая, неупиваемая радость... я не верю чуду, - хочу - и не могу! - что Вы... "как много нежности и... ах, такого чудесного для Вас в моей душе!" - нет, я не обольщался, не смел поверить... слышал сердцем - и не смел понять. Светлая, девочка моя... поверьте, это правда, это... - как Вы мило-детски-верно говорите! - это честно. Вот за это-то, за это детское-простое, от сердца, как ничье, а только Ваше, я сверх-люблю Вас! Да нет, слов не хватает все передать. Что люблю в Вас? Все, всю Вас, хоть и не видел, голоса не знаю, глаз не знаю ясно... но люблю, инстинктом, глазами сердца, трепетом во мне, волненьем, тягой к Вам, безумием своим, страстями, темным, всем нежным, что во мне, всем светлым, что еще осталось светлого, всем бурным, что еще не нашло покоя, всем огнем, еще сжигающим... - вот не думал! - не видя, во сне люблю... - проснусь вдруг, и... обнимаю воздух, зову, какими именами называю - таких и нет. Днем, у себя, вдруг остановлюсь и начинаю с Вами говорить, беру портрет, трусь об него глазами... целовать смущаюсь... редко только, и бе-шено... - так мать, в безумстве от любви к ребенку, схватит вдруг, в порыве, - и за-душит в поцелуях. Спрашиваю себя, что это..? больное? Нет: знаю , что нет, , что это предел любви, граница страсти, качанье души-тела крик, беззвучный, бессловесный, - зов..? Простите. Так все дни. Молюсь на Вас - и обнимаю. Стыжусь, страшусь... дерзаю! О, ми-лая, простите, но ничего не смею скрывать от Вас. Знаете, я так привык к Вам! Самовнушение? Ну, будто мы - свои, Вы - это уже я, почти будто мы с Вами давно-давно, все в друг-друге знаем, до родинки до - мыслей. Что же отсюда..? Хочу все сказать Вам, чтобы Вы все знали, какой я к Вам. Ну, вдруг Вас нет, что же я-то буду? Да, спрашиваю себя... Ни-что. Знаю, что это: и меня не будет. Иначе невозможно, я это знаю. Ну, пополам меня рассекли... - что же может быть! Но зачем я это говорю?! Не знаю. Вот сейчас, спать хочу лечь, но хочу дождаться - одиннадцати, услышать Ваше сердце... Вот, смотрю на Вас, в портрете, и "у дерева"... солнечную царевну, лесную нимфу, млеющую в солнце, такую отдающуюся сердцем, - чувствую, как Вы те-плы... чисты, нежны-нежны... и говорю обеим: "де-вочка моя, как я люблю... как светло, безоглядно, страстно, бо-льно люблю, безумно, взрывно, тихо-тихо... Оля моя, моя Олёль, моя... не знаю... приснись мне, руку мою возьми, не говори ни слова, только погляди... я тебя недостоин, я это знаю, живу самообманом. - Да, вот ровно одиннадцать, так я говорю, смотрю... вот положил, портрет и "нимфу" и тут, около машинки, играет радио, Берлин... аккордеон, мне чуть весело, я задыхаюсь от чувства... целую... ми-лая нимфа, Олёль, моя леснушка... искорка во тьме. Боже мой, у Вас дрожат ресницы... не портрет - лицо живое... бьется там ток крови... почти я вижу, розовое вижу, бровки... ну, живые... зову глазами, вздохом. А она, "у дерева"... - в улыбке, в блеске... прозрачная! вижу чуть к коленям, целую кружевца, блики солнца - ско-лько их, вот очарованье света! вижу краски, фиолет теней, лиловость локтя, локотка... целую траву, воздух, вижу... о, девочка моя, о, святость моя небесная, лазурная, бабочка моя, - зачем же это все... так! бы-ло..! бу-дет..? Не верю. Господи, сделай так, как Воля Твоя только не так больно... сердцу чтобы не так... а сразу... сил у сердца нет... Я плачу. Вот так сижу, пишу Вам. Вы тут... - и я не могу расстаться. Как обмирает сердце! Так вот, зальется... вспорхнет... - оно вполне здоровое, мой друг доктор говорит - "с этим мо-жете жить... ни... чего нет!" Легко мне, ну вот, выстукивает словно, - будет хорошо, будто... Как и о России оно мне... Вы помните, как я переживал ту, "финскую войну"... другое совсем было, а теперь - ну, так спокойно, будет Светло Ей. Радио вдруг остановилось... нет, опять.

    11 ч. 17 мин. Не хочу спать... Вы у меня в гостях, вот Вы... - Олёль! откуда ты, чудесная моя? Господь тебя мне показал, открыл из моей тьмы... Вымолил я тебя! Я помню этот страшный миг тоски... тот июнь вначале, 39 г., сижу на кровати, без мысли, раздавленный... - "О-ля!.. не могу я больше..! нет сил... так я одинок... оставлен... умереть бы... О-ля..!" - как я плакал, как звал... - это был возврат, страшный прилив тоски, горя, так остро сознанного. Долго я сидел, охватив голову руками, пригнувшись... Не помню больше. Кажется, было утро... не помню. И вот, через 4-5 дней... - Ваш отклик. Я это принял, как ответ. Кажется, я в ответном писал Вам тогда же. И вот - во что же вы-ли-лось..?! В... счастье..? которого не вынесешь? в го-ре..? Что-нибудь одно. Среднего быть не может. Так (среднего) - не может быть от Бога. От Зла..? Нет, Злу не могло быть доступа. Тут - Свет. То, что в моей душе, и - знаю! - в Вашей, такой чистой, светлой, Господом созданной из Света, так Им одаренной... в этой золотинке, пролившейся из небесной кошницы, из Божьего сосуда - нет, это не злое... это благодатное... - но... как же?! будет?! Господи, помоги понять, принять достойно, чисто, чтобы не пронзило сердца! Я грешный, я страстями грешен... знаю, я столько мучил ее, Олю... этой своей работой... - я проклинал эту ра-бо-ту! - и не мог не отдаваться ей весь, весь... и своим, порой, безумством... Неужели это мне - "Аз воздам"?! Ну, а Вы-то? Вы-то уж ни в чем... Ну, а как же я посмел мою Дари... бросить в искушения, в позор, в страдания на край погибели..? Я же не выдумывал, писалось - как в забытьи, порой, до... наважденья, до "откровенья"... Я Вам все скажу... как меня вело. Не выдумываю я, клянусь данным мне от Бога моим путем! Я же метель видел, на парижской улице! Я угадывал, чего нельзя угадать, - три раза так угадывал..! до ужаса! Оля знала это... и верила, что так дано. А из какого зернышка все зародилось! - для чего же все? для чего Оля ушла? почему? Последнюю главу, 33-ю, я написал за... две недели, кажется, до ее конца. Она просила последние недели: "милый, пиши... я хочу знать, что дальше будет". - Не что, а " как ": я ей рассказывал свои "виденья", она знала - дальше что... в общем, смутно, как у меня в воображении. Мне ведь и сейчас все смутно, я чутьем лишь каким-то ищу... в себе? - Как всегда. Я ничего не знаю, когда начинаю вещь... только "зернышко" неощутимое, смутность, только. Я Вам все о себе скажу, тебе, моя бесценная, мамочка моя в трудах... водитель мой... новый, мне сужденный, что ли... не знаю... я все скажу... всю душу выну перед тобой, моя святая, мама... Оля, Олёль моя..! О, сколько в сердце, как я тобой напитан, полон, весь - Ты, моя святыня, моя ангелика, девочка моя, какой я так хотел, девочку, свою... была бы теперь... пусть одна. Ну, мальчика моего убили, а она м. б. еще была бы... вот сидела бы, тут... говорила - "папа... ты устал". Нет, никогда не слышал, как бы девочка моя сказала... она меня любила бы... Простите, я весь в слезах... а пишу, вот стучу... как у меня нервы развертелись... А сегодня был хороший день, мне очень светлый, с Вами в мыслях, в душе... Меня позвали друзья завтракать в русский лучший ресторан, "Корнилов"... Хотел со мной познакомиться Афонский, хор-то его известный в соборе на Дарю 188 солнце, блеск простора, воздух почти весенний, золотистые каштаны... блеск фонтанов на "Пуэн", нарядно... - золотое пред-осенье, теплы-ынь... Я ничего не пил, глоточек водки, только, - свежо в душе, и Вы, Вы, Вы, Ты, девочка моя... все сердце заняла, так и ношу, - пречистое даренье Бога... слушаю, смеюсь, рассказываю... я был весь собран, чуть в ударе, так легко было, так по-душам, с новыми друзьями... - и все время, ну, миг каждый чувствую Тебя... со мной, со мной, моя... моя... моя... моя... - так шептало в сердце, так радостно переливалось... А теперь в слезах... ничего, - обсохли мои глаза. Легче стало. Это от радости, пожалуй, от счастья, которого не заслужил? Ну, все равно, что будет, то и будет... Ну, пора, 12-5 мин. Бывало, Оля заставляла спать - "иди же, милый, устал ты"... А теперь сам должен заставлять себя. Легкая усталость. Домой вернулся в 5-м (дня, конечно), читал Пушкина, вот и его "Мадону" вспомнил, с нее и начал письмо. Спокойной ночи, девочка моя! спите, я послал Вам лекарства, чтобы снять с Вас "обруч" с Вашей грудки. Как Ваше сердце? Как Вас успокоить!? Ми-лая, верьте мне, все будет так, как Господь уставил. Предайтесь его Воле, он все излечит, чем болеете за дорогое. Милая, берегите себя, - я не знаю, чего бы я для Вас не сделал! Хотел написать Вам про мое "виденье", как недавно думал о детях... о Ваших черных мыслях, так унесся... и вдруг - Мадонна! Увидите, все очень обыкновенно, но - как это вдруг предстало! И еще хотел рассказать, как могла быть девочка у нас, да-вно-давно! и как пропала... как я шел Москвой и плакал - студентом был еще... нес... и плакал. Да что нес-то!! ... И вот, Оля моя уже больше не могла... творить, - долго болела. Как мы молились... как в Крыму взывали... уже после Сережечки... теплилась надежда... ей тогда было 40-41, в 21 году... как она была красива, молода, сильна! Напрасные надежды... какой-то больной экстаз был, все это. Страшно вспоминать. Ну, многое хотел еще да, о наших близких праздниках... 16 и 19 авг. 189 Напишу еще... Покойной ночи, моя детка... целую в светлый, умный лобик нежная моя!..

    [Между строк:] Милая, Оля! Если немного любите... вот, узнаете меня... Увидите меня... - Я весь Ваш, - если по сердцу я... - будьте моей, навечно... моей женой, законной, брачной! Все устроится. Я говорю сознательно, крепко. Простите, милая. Это вас не омрачило? Если да (* т.е. - омрачило.) - тогда ни словом не упоминайте, и я не стану.

    25.IX.41 12 дня

    ласкают, зовут к себе, всю, всю..! и навсегда, прекрасная из всех прелестных... прелестная из всех прекрасных... нет сил измерить мои чувства к Вам... к тебе, родная, святыня всех святынь ты мне... огонь мой жгучий-страстный, все темное во мне очистивший... о, свет бессмертный, гений мой воскресший, сияющая греза... нету слов, не знаю... Ты знаешь, ласточка... так я Тобою переполнен, ...так вознесен, так закружен тобою, так заметен любовною твоей метелью, так замучен сладко... о, еще, еще замучай, до боли жаркой, до вскрика счастья..! - так все превзойдено... слов не будет скоро, - онемею, молчание меня скует... созерцание Тебя, неуяснимой чувствами... - так только в высшем экстазе бывает, редко-редко... знают это святые... когда все чувства обессилены, и только созерцание и трепет, и горенье сердца... О, не-жная моя, о, ... - слова бледнеют, губы жаждут... ждут... Ты меня взяла, лаской освятила, лаской прелестной женщины, прелестной из прелестных, напоила незнаемой еще любовью, о, радостная королева-девочка! ...Я сейчас такой, что могу только вскрикивать, руки кидать к тебе, звать, звать... - это любви безумие... вот когда узнал, впервые... ?! Не знаю... Как это странно, смешно... во мне-то..! Какое молодое сердце вот не думал!! я - прежний? я - юный? тот мальчик, гимназист когда-то... наивно-чистый..? Я сохранил жар сердца, среди всех стуж, всей жизни... не растерял..! Да это чудо Божие... - Ольгу-ночка моя, Олёль моя, - ... Сейчас у меня детишки были... одного "белого" добровольца, он женат на француженке, когда-то убирал квартиру, два года у меня был... я крестил у него мальчушку, - хоро-шенький, два года только... - отец теперь уехал, под Варшаву, работает у немцев, механиком... - схватил я этого мальчушку... зацеловал... от счастья, что Ты так любишь, что Ты живешь... и такое безумство охватило... дрожу весь... Ушли они... - приносили письмо... - я думаю, в безумии... если бы... это мой был!.. О, ми-лая... Господи, да будет чу-до... дай мне, дай..! Безумие... Простите, чистая моя... я себя не помню. О, простите! я недостоин, я не смею даже таить в себе... Господи, прости меня. Милая моя, слушай, что недавно было недели три тому... Ты мне поверишь, да? Разве я могу тебе сказать неправду, хоть тень неправды показать тебе? Слушай. У меня остался лист письма... почему-то я не послал тебе... - когда рвал письма. Вот, слушай. Вот текст этого письма, 4.IX, в отрывке: "Сколько для себя света нашел я в чудесном письме июльском! Я прочел все в нем, и это "все" залило таким счастьем, такой чистотой чувства, животворящей! Ангел вошел ко мне, озарил крылами и воспел - "радуйся!"" 190 Верьте, чистая, это так. Боже, что я сейчас увидел, вот сейчас вот, когда написал - "чистая"! Клянусь Вам, дорогая, это не воображение, такая радость, дар мне - чтобы я мог сейчас же написать Вам? Слушайте. Я живу во 2-м этаже. Пишу против окна. Большое у меня окно. Сейчас 8 с половиной вечера, сумерки. Через узкую улицу, из окна в окно, вдруг - Мадонна! Всего пронзило светом... Го-споди! "Твою Красоту видел!" ( не из того письма). - За сумасшедшего сочтете, милка, милка, милка моя, роднушка! Что со мной? - эти последние слова - "сегодняшние", не из приводимого письма: тогда я не мог бы так к Вам... а теперь... Вы дали счастье мне - быть совсем открытым с Вами, да? можно, да? не хмурятся бровки-ласточки, да? Я Вас целую - благодарю... А, мне все равно, я не могу уже себя держать... все равно, выбор один: - жизнь - смерть. Мне ничего не страшно. Я хочу жить Вами и... всю, всю, всю Вас целую... ну, оттолкните, я умру легко. - Теперь дальше, из того письма: - да, как играет сердце! - Ну, из письма: "Юная француженка, миловидная блондинка, тонкие черты, в светлом, явилась в раме окна, напротив... на темном фоне, - огня еще не зажигали, - с ребенком на руках... ну, как Богоматерь пишут. Смотря прямо как бы в мое окно, или - перед собой, она... - знаете, это вечное материнское движение..? - к себе ребенка, - неуловимо это, - целует в щечку, как-то сбочку целует, уголком губ целует, - все смотря ко мне... ну, так недвижно, лишь прильнула... - о, ско-лько в этом! о, святое материнство! Свет Господень! "В этом - все!" - мысль, мгновенно. Вот, что такое - Красота! Было мне явлено: "вот, Красота". Теперь продолжаю настоящее письмо. Ведь не раз видал но так, в раме окна, на темном фоне, на мои мечтанья... - так увидел впервые, моя Святая. Как все условно! Вот оно, искусство! Дано - жизнью, с улицы, дано - великое Искусство! Обрамленье, тона, и - сердце облекло, сердце очам дало! Как все условно и как непреложно верно! Взято- "сквозь магический кристалл" 191 , по Пушкину, - и - Красота! Близко взглянуть - м. б. и некрасива, и грязновата, и ребенок пузырики пускает губенками, и кислотцой... - а в вуали сумерек, так мягко, так поет! Я видел - счастье. Будь я живописцем, дал бы в триптихе: явилась, потянулась, уголком губ, - поцелуй - недвижность. Француженка, мещанка... мать... - Богоматерь! Так творить Искусство... тут жизнь - сама творец, - случайный? Странно, - как с моим Господним! - Благодарю, Господи, за дар Твой! Не мне, не мне... Имени Твоему хвала и поклонение. И Тебе, Тебе, Олёль моя, ножки твои целую, Ты меня озарила, озаряешь, Ты - ведешь. О, ми-лая... как я люблю Тебя, кровочка моя родная, чистая моя славянка!

    Да, давно хотел сказать тебе: м. б. тебе не раз уже последние недели приходила мысль - письма на голубой бумаге... как Вагаев 192 в "Путях"... Это меня смутило бы. Но тут проще: нет, я не Вагаева повторяю, а вышло так - "под Вагаева", не-воль-но: была белая бумага, писал на ней, она вышла, не собрался поехать в центр, - есть еще там (есть и уже заказал оставить), а недавно мне кто-то принес блок, - проф. Карташев 193 (в подарок, я писал в Лейпциг, за его пасынка в плену)... я нетерпелив, остановить письма не могу... и взял, на голубой бумаге, а через два письма вспомнил - стало немного не по себе, что "под Вагаева", отмахнулся - пусть, под кого угодно, мне надо душу излить моей милой, я не могу без нее быть, я рвусь к ней... на какой угодно бумаге, есть и зеленая, а белой пакет оставил для "Путей", для чистовой редакции... - а на днях поеду и куплю. А пока - "голубые письма", пусть... милая моя все теперь знает, скоро совсем "ручная" будет, своя..? о, Господи! Вы не сердитесь, что я... но мне уже трудно собраться в ком, закрыться... не могу иначе с Вами, с то-бой, милочка моя, вся моя нежность... о, чудесная какая ты... славная какая, у-мная какая... мудрая... чуткая... - и твои тревоги, как мои, мы так похожи, не сердца, а Сердце, одно у нас. Всю тебя целую, весь в тебе, с тобой, - навеки. Если забудешь, отвернешься... сердце мое уже не отдаст тебя, - остынет, но в нем замрет виденье... образ Твой, Оля.

    Целую. Целую. Целую. Твой Ив. Шмелев

    И. С. Шмелев - О. А. Бредиус-Субботиной

    30.IX.41

    День Веры, Надежды, Любви, -

    194 .

    Оля моя, Солнце мое! - Ты светишь! Ваше письмо - я получил вчера, в 4 ч., - а утром, вчера, то, "Сумбурное", от 13.IX, - Вы так назвали. Я... счастлив?! Вчера я ничего не мог, душа играла, пела, плакала, смеялась, - душа - ребенком стала, таким чи-стым! таким - до изумления беззаветным, безоглядным, нездешним. О, святая, [всех Святых], что Вы сказали! что Вы дали мне!! - Оля, Оля... - у меня нет слов сказать Вам. Господи, за что мне это?! Это - что же это?! Я ждал, да... я не спал две ночи перед этим. А вчера, когда раскрыл и увидал... - Я же знал! давно знал... - и мучился. Это так велико, так непередаваемо священно... так я недостоин, - я убегал от этого, что могло быть, что я видел... - и Вас невольно нежил. А я так давно - весь Ваш, и так таил от самого себя... Оля, поймите, я всегда - когда это началось? - не знаю, - страшился, что это все - воображение, и вот - растает! "Русалка"! "Холодная" русалка! Ледяная. Вот Вы, хрустальная, вся льдистая сквозная, в Солнце, - я вижу Вас... - вот таете, моя снегурка... - вот, вырастаете цветком чудесным, весенним, летним... - вот, живая, девушка из леса, лесничка тихая, вся нежность, легкость, вся чистая, Пресветлая, мой Бог - Вы, все Вы мне, - все искупили для меня, все, все, все страдания утолили, нового меня создали - одним движением сердца, - одним - "люблю Вас"! Оля, Вы - ВСЕ. Я сейчас собой владею. Оля, слушайте. Слушай, мой Свет Святой... Клянусь всем нашим, - говорю перед Господом, как велит сердце, - это все открыто перед Вами: Вы - дар Господний. В Вас - Дар, Вы - Сила, Вы - гениальны! Да, я знаю. Все, что в женских душах рассыпано крупицами, - в Вас, одной, слито, - Вы - Bс e -Женщина (не ё, а е ). Все можете. Вы - само Вас нельзя дать... - перед Вами, сущей, все чудеса, Все женские портреты наших титанов Слова - блекнут. Заверяю Вас, это - не хвала. Я могу только на Вас молиться... А Вы мне - "мечта в портрете неизвестной". Будете летать, должны, обязаны! Пойте Господа, Оля, - ка-ак споете - все! Счастье! - найти подругу, такую!! Это же мне - всем - милость Его. Падаю к ногам Вашим, моя Святая - и слышу, - "ты искал... - в Анастасии... в Дари... - вот увенчание исканий, вот Лик - Живой, надуманный Тобою, Явленный - тебе. Какою силой! Божьей Силой. Вот она, твоя Слава. Выше - быть не может. Нет на земле выше". Мы встретились. Недавно я видел Вас на перекрестке двух проселков. Мы молились вместе. Мы созерцали тайну. Ее - искусство наше не давало, не знало. Никто. Нашла ее любовь. Я вижу, как письмо играет, - пьяное оно, письмо, - душа, - счастьем опьяненная, но все, все - правда, такой правды, всей Правды не вместить. Милая, умная, гений мой светлый... я знаю, чего Вы не сказали

    Оля, святая девочка... Вы не омрачились моим - "будьте... моей, навечно, освященной Богом?" Не волнуйтесь, не смутитесь. Пока не говорите... я не смею, не смел... Но так сказалось. Оля, я Вас жду, Вас хочу увидеть. Сказать все сердцем сердцу. Видит Бог, как благоговейно, как бережно ношу Вас в сердце! Все - не мы, не мы... - все как бы Высшей Волей. Так я верю. Не могу иначе принять - так все знаменательно текло, зрел плод, - созрел. Как я люблю Вас, моя Олёль... - нет слов. Они найдутся, знаю. Сейчас я не могу писать "Пути". Но они бу-дут созданы. Вы - дали силу мне. Без Вас - я не мог бы, я это слышал, в сердце.

    Да, ответить надо Вам. Да духи Ваши - не цвет ли яблони? или - мимоза? Нет, не "Эмерад" Коти. Скажите, я не успокоюсь. Еще что? Как хочу Вас видеть! портрет не разрешают. Жду Вас - случая. Я здоров, как Вы верно... о duodenum'e. Да, конечно. Да, ради Бога, пришлите Ваши стихи!! Пришлите, Оля. Оля, милая, я не могу без Вас. Вы нужны, жизни... это нужно для Вас самих. Это так нужно, так важно это! О всем моем - для меня - я Вам сказал - оно прах - пред Вами. Вы всем во мне повелеваете, все - освящаете. Завтра я приду в форму, напишу. О романе Тютчева с институткой Денисовой. Приведу и стихи. Но никогда не было - ни у кого! - как у нас с Вами, - нет, конечно, нашу переписку дать не при жизни... - но в истории литературы это будет - самый захватывающий, самый потрясающий роман! Как нужен слепцам - людям целую их, я угадал их. Всю Вас целую взглядом, силой любви - безмерной. Нет, ни в чем не обвиняйте себя. Ни-в-чем! Оля, ...я же Вас... Оля, знайте... - если бы Вы мне не открылись, тогда, давно... - 9.VI.39 г. - я не стал бы жить. Я это чувствовал... И я позвал... безнадежно... - Вы отозвались, чтобы найти себя, чтобы удержать меня. Так надо было. Дальше... - скажите, что Вы знаете еще . Вы скажете? да, Оля, ми-лая! Целую Вас, Тебя. Крещу. Люблю. Твой Ив. Шмелев

    Как хорошо - Вам - 37! - это пора расцвета, так Вы юны сердцем!

    "Неупиваемая"! Ты мне Ее дала?! Ты, Дари? - Святое Слово дало мне Вас, Оля, Оля... - Чтобы я молился Вам. Мое искусство вернуло мне все весенняя, - нет, Вы не "чужая", Вы - моя.

    В такой душе - в святом хаосе - может ли твориться?! Но - зреть может. Созреет. Бу-дет. Будет жить. Вот они, - "Небесные пути". И по земле они проходят, небо на землю сводят. Надо найти его и показать.

    Непременно примите antigrippal. И - укрепляйтесь. Берегите себя, родная!

    И. Ш.

    [На полях:] Пишите! Я Вам много послал. Вот мне творчество, - да, это нужно, так велено! Да будет. Пересмотрю все и отвечу. Покойно спите.

    Как Вы расшиблись на велосипеде? Боли в груди - от этого?

    50

    О. А. Бредиус-Субботина - И. С. Шмелеву

    2 окт. 41

    Родной мой... Пишу открытку, чтобы только сказать, что все эти дни писала Вам тома и... не могу ничего выразить. Не могу писать. М. б. все это сумбурное пошлю после, а теперь не могу. Пишу это. , чтобы не запутаться, чтобы молить Вас не страдать, не мучиться ожиданием писем, не делать ложных себе тревог... Я просто потрясена всем Вашим. Много Ваших писем получила. Я потрясена так, как никогда Вы можете тоже нечто подобное переживать... Умоляю - берегите себя! Берегите нервы! Пока что скажу, что для всего, нашего, что от Бога - верю, что от Бога! - нам больше всего нужно хоть относительное спокойствие - иначе все будет еще сложнее. Я не посылала мои письма еще и потому, что боялась вспугнуть Вашу работу в "Путях Небесных". А теперь просто... не могу. Не мучьте себя представлениями "страхов", - я все та же. Нет - больше, гораздо больше "той же". Ваш вопрос, между машинных строчек от руки... "не омрачил", конечно. И потому я еще хочу сказать, чтобы Вы не думали, что если я молчу об этом, то это знак, что "омрачило". Как Вы там условились. Но я потрясена. знаю . И это мне большое горе... я знаю также, что встреча нам необходима - Вы должны меня увидеть. Я - не Богиня. Обнимаю. Люблю. Ваша Оля

    Сегодня я во сне (впервые) Вас видела. Очень странно... А вечером вчера, читая письмо Ваше "сейчас ровно 11 часов вечера..." - читая именно эти Пишите мне , только не надо ничего, что "auffallend" {Здесь: "бросается в глаза, выделяется" (нем.). }; ради Бога, не надо ни духов и ничего! Все, все есть, что надо. Мне так немного надо! Я грим употребляю очень редко, только, чтобы не быть "отсталой". У меня еще очень свежи краски - это мой козырь, - и не выносит лицо никакой "приправы". Даже мыло не выношу я , и моюсь только холодной, очень холодной водой. Да, как Дари! Дари сегодня снилась! Какой у меня голос? Пою я меццо-сопрано или даже альтом. Грудной голос. Нам нужно видеться!.. Я знаю, что я должна Вам многое сказать... но отчего же не могу?.. Не могу... Я отдохну немного и напишу. Не сердитесь. Берегите же себя! Нам нужны силы. Пишите же "Пути"! Бог Вам в помощь! Муж мой многое знает (* и это очень сложно!). Я слишком плескалась счастьем - не могла иначе, не могла и лгать. Помолитесь крепко и за меня. Мне очень тяжело и сложно!

    [На полях:] Мысль, что и Вы страдаете - всего ужасней. Берегите себя!

    Скоро постараюсь написать. Вся я с Вами. Душой и сердцем Ваша.

    От составителя
    Последний роман Шмелева
    Возвращение в Россию
    Архив И.С. Шмелева в РГАЛИ
    Из истории семьи Субботиных.
    1939-1942 годы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
    11 12 13 14 15 16 17
    18 19
    Примечания: 1 2 3 4 5
    1942-1950 годы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
    11 12 13 14 15 16 17
    18 19 20 21 22 23
    1 2 3 4 5 6
    Раздел сайта: