Поиск по творчеству и критике
Cлово "AME"
Входимость: 1. Размер: 87кб.
Входимость: 1. Размер: 7кб.
Входимость: 1. Размер: 29кб.
Входимость: 1. Размер: 35кб.
Входимость: 1. Размер: 16кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 87кб.
Часть текста: - хотя бы, - здорова ли? Я в мучительной неизвестности, 13 дней. Все валится из рук. Несмотря на горечь письма последнего, я в восторге, как ты умна, как сильна в мысли, и слове! Это уж говорю я, другой, - твой "читатель". Спасибо, умница, гордость моя, радость моя! - моя преемница!! Твой Ив. Шмелев [На полях:] Поставлена ли печка в комнате? Лечишься ли? 22.Х - "Казанская", Божья Матерь - был у всенощной. Молился. Читаю о "галлюцинациях" для романа. Читаю А. С. Хомякова 301 о православии, для "Путей", - чудесно! 72 О. А. Бредиус-Субботина - И. С. Шмелеву 8.XI.41 г. Милый мой, дорогой мой, Гений мой! Вчера вечером получила твое от 28-го... С "объяснениями". Спасибо тебе за все! Как я тебя вдруг увидела! Сердце твое чудесное! Ивочка, родной мой, как мне больно, как я сегодня всю ночь за тебя страдала! И вот хочу тебе сказать, сказать из сердца, твоему сердцу ! Поверь мне и руководись этим! Не станем мучить один другого! С тех пор, как ты мне "открылся", - и до сих пор - сплошная мука... Какие-то нагромождения, объяснения, пикирования, упадки и взлеты... У обоих. Я много было начала тебе писать в ответ на твои письма от 29, 31 (я их обозначила ошибочно "28 и 30") и 28-го, но... не надо этого! Письма идут медленно, - благодаря этому не угадывают момента и не помогают, а нагромождают. Хоть на время , - уйдем от муки! Дадим тепло и ласку. Отойдем хоть к...
Входимость: 1. Размер: 7кб.
Часть текста: нашем. Противоречий сколько! Сколько высоких взлетов – и какое жестокое паденье. Сколько безмерных испытаний – и такое покорное терпенье, во имя чего терпенье? И вера, что – все устроится. Во имя чего – такая вера? А она в нас живет, и ничто не в силах отнять ее: это мы знаем внутренне. Правда, в этом и слабость наша, в гульянье устроения; но в этом и наша сила, особая внутренняя сила, духовная: погибели нам не будет, мы знаем это. Так чувствует наш народ, весь народ, и мы, из него исшедшие, рассеянные в народах. Мы ждем. Мы ждем, и верим, и делаем. И будем делать. И дождемся. Верные этой силе, этому удивительному чуянью бытия – не избыток ли это сил для жизни? – мы много делаем. Рассеянные по свету, мы все же – вместе. С разных концов вселенной одно мы видим: Россию нашу, раздробленные спорами, все же в одно стремимся. И сойдемся. «Духа не угашайте!» Нет, мы не угашаем духа. Там, в России, идет борьба, странная, страшная борьба, неведомая миру, – нам, чутьем, ведомая. Там – изживают зло. Упорством, косностью часто, чуянъе и устроения: дождемся, и – все устроится. Невидимая борьба, внутренне ощутимая народу. И видимая так же. Здесь тоже идет борьба, тоже невидимая миру – за будущее наше. Мы знаем это,...
Входимость: 1. Размер: 29кб.
Часть текста: еще не вполне раскрыт и оценен соотечественниками. Современники ценили в его рассказах меткое изображение родного быта, словесное мастерство; их привлекала мелодия его произведений, в которой слышалась затаенная грусть, неопределимая, как в песенке певчего дрозда. Он стал для многих своим, любимым. Почему? Чувствовалось: так, чем-то. Не ставили его вровень с великими, – с Толстым или Достоевским; но любили не меньше, как-то особенно, роднее. Может быть потому, что не чувствовали его величия, и к любви примешивалась жалость: окончив университет на врача, Чехов вскоре серьезно заболел, и говорили, что у него чахотка. Он не потрясал, не воспламенял, не учил. Он только рассказывал, с юмором или нежной грустью, касался чего-то неясного в душе, что-то напоминал, забытое, грустил о чем-то, мечтал о прекрасной жизни, «которая будет лет через триста…». Задумчивый, даже застенчивый, внимательный со всеми, тихий, – был он совсем несозвучен и времени революционно-шумному, и, вскоре после его кончины, – 2 июля 1904, – его уже начинают забывать. С революции 17 года он совсем выпадает из смятенной жизни, почетно покоится в истории литературы. Новому поколению, «советскому», он уже не свой: он, будто, уже лишний, непонятный. Конечно его читают, особенно «легкие» его рассказы, первой его поры: «прорабатывают», поскольку требует школьная программа, – только: слишком он...
Входимость: 1. Размер: 35кб.
Часть текста: должно быть напечатано): "Блаженной памяти моих Светлых - на следующей строке: - Сергия и Ольги". Эпиграфом беру к обеим частям: - "Два чувства дивно близки нам - В них обретает сердце пищу: Любовь к родному пепелищу, - Любовь к отеческим гробам. А. Пушкин". При издании, в конце текста II ч. дата: Март 1934 - Февраль 1944. Париж. В конце каждой главы остается ее дата и место написания {Далее в оригинале перечислены главы III части романа "Лето Господне" с указанием приблизительной даты написания и первой публикации. Затем перепечатан фрагмент главы "Петровками" II части романа.}. Продолжу в следующем письме, которое пошлю одновременно. Господь с тобой! Ваня 82 И. С. Шмелев - О. А. Бредиус-Субботиной 14.IV.1944 Святой и Великий Пяток Христос Воскресе! - дорогая моя Олюночка, так влечет быть ближе к тебе, - с тобой! в эти предпасхальные - и светлые, несмотря на внешнюю тьму, дни Страстной. Я ничего не знаю, что с тобой, но по твоему пасхальному - и, увы, грустному, горькому письму, которое я получил в среду и открыл, зная, что оно к Великодню. Милая, бедная моя девулинька! Если бы только мои слова из сердца могли озарить тебя! Ты не говоришь, но слышно, что в тебе скорбь, тоска... - и мне больно, больно. Получил-прочел - и пошел к исповеди. Но не дождался, много исповедников - исповедался рано утром в четверг. Приобщался за литургией, в 1-м ч. дня. Сегодня был на выносе Св. Плащаницы, принес букет незабудок, от тебя и за себя - Христу. Выносил Плащаницу, а посему был одет парадно - темно, как всегда, когда публично ...
Входимость: 1. Размер: 16кб.
Часть текста: звезды. Сосны роняют шишки, и они уплывают в море. Встречается океан с лесом, идет обменка. Люди с большой дороги заглядывают сюда редко: нечего здесь смотреть, – песок да сосны. Дорога идет неподалеку, бегают по ней автомобили, аукаются с чащей. И долго стоит за ними облачко беловатой пыли. Свои здесь дела, свои и люди. Бродят в соснах немые смологоны, стучат долгими скобелями, будто дятлы, сдирают кору до мяса, вскрывают жилы, – выдаивают в горшочки «сахар». – Лесные коровы наши! – говорят здесь о соснах. Всюду плывет смолою, янтарной, вязкой, – сахарится, густеет. Трещит на жаре щепой, золотится глазурью стружка, в сахарной крупке текут желобки на соснах, обсахарило горшочки, – сладкой смолою душит. Странно и больно видеть такие сосны, живые на них раны. Куда ни глядишь – все плачут, истекают, милостыньку просят у прохожих, – каждая со своим горшочком. Такая уж тут культура. Хорошо здесь в июльский полдень; потрескивает кругом от зноя, томит истомой, засмаливает мысли. По отливу бродят ребятишки, собирают «петушков» и мулей на продажу. Совсем как наши: штаны на шее или подсучены до пуза; и голоса похожи, – только задору меньше, не дерутся. Но лица совсем другие, чернявы, жучковаты; и глаза, и носы другие, и повадка:...