Поиск по творчеству и критике
Cлово "VIN"
Входимость: 2. Размер: 11кб.
Входимость: 2. Размер: 45кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 11кб.
Часть текста: выбежавшие негодовали, обвиняли, ждали, проклинали, каялись, перехватывали взаймы и в подачку, говорили о национальной чести и любви к родине и сытно подкармливались. Здесь подавали чудеснейшее вино; сотню ящиков его т. Буаренар сходно купил у вдовы капитана де-Вариоль, павшего под Верденом. Это вино было известно всему Парижу как «пушечное», «vin de canon»: оно уцелело каким-то чудом, после убийственного ураганного обстрела, в подвалах поместья де-Вариоль, превращенного немцами в пыль, – у Вороньей Рощи. Оно было густое и темное, как бычачья кровь, терпкое в меру, с букетом столетних бордо, где аромат вялой фиалки смешан с дыханьем лежалой кожи, и владело чудесным даром приятно связывать тело и освобождать мысли. Выбежавший из России артист привез короб подавляющих новостей, и vin de салоп было очень кстати, как возбуждающее. Приглашенных было до тридцати. Были полнокровные финансисты, вливающие в жилы обескровленной Франции свежий раствор золотой крови, чтобы укрепить ее для новых кровопусканий. Были строители всех сортов, помогающие новой Франции обрасти новым, прекрасным мясом. Были члены палаты депутатов, думающие за Францию, молодой капитан, отдавший кусок бедра и круглый голубой глаз за прекрасные глаза Франции, журналисты, коловшие острым пером дремотные души, и молодой беллетрист – друг самого П. Лоти, еще недавно ходивший за Францию в смертельные атаки, а теперь красиво рассказывающий согражданам, как она прекрасна и как начинает улыбаться сквозь слезы. Все были...
Входимость: 2. Размер: 45кб.
Часть текста: убежденно развивали, что такое произошло, и почему это произошло, и как к этому надо относиться: принимать ли революцию – или не принимать, бороться с большевиками – или не бороться, а подождать, когда сами они изменятся, или Россия сама их сбросит. Алю удручало, что серьезные как будто люди высмеивают друг друга, кипят и спорят, а решить ничего не могут. Она возмущалась и горела, теряла веру в деятелей, но наружно была спокойна. А жизнь шла и шла. Обзаводились семьями, устраивались на землю, примирялись с мыслью, что ничего не поделаешь, жить надо. Умирали. Кое-кто уехали в Россию, и, кажется, погибли. Иные поженились на иностранках, иные переменили подданство. Тот нанялся в легионеры, тот уехал в Бразилию. Единственно близкий человек, товарищ отца, полковник Тиньков с сыном – капитаном, скопив на заводе несколько тысяч франков, сняли ферму под Пиренеями. Это было большим ударом: обрывалась последняя нить, связывавшая Алю с прошлым. Полковник Тиньков, «дядичка», веривший непреклонно, как и она, что «все это скоро кончится», как будто махнул рукой: больше уже ждать нечего и надо устраиваться прочно. Аля спрашивала себя, не потому ли так ее подавляет это, что Митя Тиньков, который за ней ухаживал, и она ему отказала, увез с собой всякую надежду, что жизнь ее может измениться? Нет, – отвечала она себе, – вовсе не потому: а потому, что они, люди, безусловно, сильные, верившие, что «скоро кончится», укрепляли ее надежды, а теперь перестали верить. Аля прекрасно могла устроиться. Где бы она ни появлялась, она видела исключительное к себе внимание. Стройная, синеглазая шатенка, с томно-глубоким взглядом, загоравшимся вдруг игрой, лаской и тайной силой, в которой мужчины видят что-то, их покорившее, сильная двадцатишестилетняя девушка, с чудесными волосами, которые она ...