Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "О"

1. Лето Господне. Ледоколье

Входимость: 1. Размер: 26кб.

Часть текста: Взялись две тысячи возков льду Горшанову доставить, – пивоваренный завод, на Шаболовке, от нас неподалеку, – другую неделю возим, а и половины не довезли. А уж март месяц, ростепель пойдет, лед затрухлявеет, таскать неспособно будет, обламываться начнет, на ледовине стоять опасно, – и оставим Горшанова безо льду. Крестопоклонная на дворе, а Василь-Василич, Косой, с подлецом-портомойщиком Дениской, масленицу все справляет… – Пьяного захватишь, – палкой его оттуда, какой это приказчик! По шеям его, пускай убирается в деревню, скажи ему от меня! До Алексей-Божья человека… – сегодня у нас что, десятое…?.. – все чтобы у меня свезти, какая уж тогда возка! – Какая возка… – говорит Горкин озабоченно, – подойдут Дарьи – за… сори-пролуби, вежливо сказать… ледок замолочнится, водой пойдет, крепости в нем не будет… Горшанову обидно будет. Попужаю Косого, – поспеем, Господь даст. Отец сам бы поехал, да спины разогнуть не может, «прострел»: оступился на ледокольне, к вечеру дело было, ледком ледовину затянуло, снежком позапорошило, он в нее и попал, по шейку. – Ледоколов добавь, воробьевских с простянками поряди… неустойка у меня, по полтиннику с возка… да не в неустойке дело: никогда не было такого, осрамить меня, с… с…! Горкин обнадеживает, – «поспеем, Господь даст», – берет с собой шустрого паренька Ондрейку, который летось священного голубка на шатерчик сделал, как Царицу Небесную принимали, – и одевается потеплей: поверх казакинчика на зайце натягивает хороший полушубок, романовский, черненый, с зеленой выстрочкой,...

2. Голуби

Входимость: 1. Размер: 29кб.

Часть текста: Лобного места; усеивали кресты, кокошнички и карнизы, цветные пупырья и пузатые завитки собора – и начинался обычный, суетливо кипящий и хлопающий базар. Москва жила затаившись, не веря своим глазам; голуби ворковали, как всегда. Кремль давно перестал звонить; тяжелые дубовые ворота закрылись, чтобы охранять насильно новое и чужое, ниоткуда взявшееся, нежданно усевшееся в крови и грохоте. Красная площадь, величавая в тихом благолепии старины, с огоньками у Святых Ворот – стареющими глазами прошлого, теперь ярмарочно кричала уже вылинявшими красными полотнищами на стенах – обрывками слов о павших во славу неведомого Интернационала. Обычно тихая по утрам, теперь она бесшабашно ревела гудками моторов, мчавших кучки неряшливо одетых солдат, с винтовками на бечевках, в лихо смятых фуражках, и бесчисленных представителей новой власти, с новенькими портфелями, уже усвоивших небрежную развалку прежних господ, но с тревожно-деловитыми лицами людей, не уверенных в себе, с шныряющими глазами, – которых вот-вот накроют. Угрюмо глядел им вслед уныло пробирающийся в пустующие лабазы торговый московский люд и затаенно крестился на захваченные соборы. И черная, как чугун, тяжелая рука Минина, указывающая на застеиный Кремль, казалась теперь значительнее и чернее. В эти дни редкий прохожий не останавливался у собора, чтобы покормить голубей: они были все те же прежние, московские голуби. И все та же была старуха с корзинкой на коленях, знаемая всеми бабка Устинья – с Теплых рядов. Сидела она на чугунной тумбе и привычно выбрасывала синей, с белыми глазками, лампадкой голубиный паек. Было время – ей кидали семитку и говорили: «А ну, прокинь, бабушка, горошку – на счастливую дорожку!» Теперь выбирали мятые марки-липучки и уныло смотрели, как летит голубиный корм, – не ядреный, золотистый горох, а пыльная зеленая конопля – скука. И старуха не приговаривала, как бывало: «Позобьте, нате,...

3. Переписка И. С. Шмелева и О. А. Бредиус-Субботиной. 1939-1942 годы. Часть 19.

Входимость: 1. Размер: 97кб.

Часть текста: и... - ну, тебя всю исцеловал, тобой причастился, радостная моя, здоровенькая Ольгунка... - видишь, жизнь льется в тебя, и из тебя в меня льется! Олька-упрямка, не пиши мне смешных сомнений, - я бессильно и досадно смеюсь на тебя... - это болезненно-напряженный смех, смех с досады, и потому "смех", что в нем, под ним - радостная уверенность, знание точное, что ты все можешь и все преодолеешь из твоих "глупых страхов"! Твоя "Лавра"-сон - всех чарует! - так и все твое будет чаровать. Ты - удиви-тельная, девчонка! Милая моя трепыхалочка, ты что же, за глупца или за лгуна меня считаешь?! Я в этом не могу обманываться: у тебя все есть, чтобы писать, и - свое писать! Главное, не думай никогда, что ты должна свое - ! - дать! Это "твое" у тебя бессознательно проявится, и так, что ты и не приметишь. Или я не вижу... ?! Да я еще два года тому, когда и не помышлял, что стану твоим счастливейшим "пленником сердца"... - да, тогда еще чувствовал, что в тебе что-то необычное... что-то... - "много жизни", - но ты тогда все "оглядывалась", пиша мне, не раскрывалась....

4. Сила

Входимость: 1. Размер: 34кб.

Часть текста: его так писали, а был он самый российский, по прозвищу «Куды-Прё»! Его-то я чуть было и не ввалил в могилу, хоть я и тощий, как видите. Наши подходили к П., фланг уже завернули. «Товарищи» начали сматываться, тащить. Картина известная: по ночам повозки, после шести – не выходить, под страхом расстрела, вранье о разгроме «белогвардейской сволочи», загадочные лица обывателей, – словом, завтра служи молебен, сдирай декреты и подводи баланс. Вдруг, перед вечером, прибегает ко мне дама, в слезах: – Ради Бога, спасите!.. Мужа, офицера, арестовали, и еще двоих, грозит расстрел… забрал сам Антипкин к себе в поезд, а поезд вот-вот уйдет… Вы с Ку-де-Пре хороши, а он с самим Антипкиным обедал… Ради всего святого!.. А, действительно, Антипкин, прямо, в любви объяснялся Куды-Прё: – Нас, – говорит, – только двое: я да ты!.. Через него кой-кого и спас Куды-Прё. Шел в чеку прямо, с куртками – по-приятельски: – Да, черти эдакие… человечка бы выручить, сродственника! Спокою не имею, на борьбу нет расположения!.. А то со здоровенной мухенцией ввалится: – Самого Беспятого подавай! Обожали! И развлечения доставлял: костыль в стену...

5. Лето Господне. Часть 17.

Входимость: 1. Размер: 23кб.

Часть текста: пойдет, лед затрухлявеет, таскать неспособно будет, обламываться начнет, на ледовине стоять опасно, - и оставим Горшанова безо льду. Крестопоклонная на дворе, а Василь-Василич, Косой, с подлецом-портомойщиком Дениской, масленицу все справляет... - Пьяного захватишь, - палкой его оттуда, какой это приказчик! По шеям его, пускай убирается в деревню, скажи ему от меня! До Алексей-Божья человека... - сегодня у нас что, десятое...?.. - все чтобы у меня свезти, какая уж тогда возка! - Какая возка... - говорит Горкин озабоченно, - подойдут Дарьи-за... сори-пролуби, вежливо сказать... ледок замолочнится, водой пойдет, крепости в нем не будет... Горшанову обидно будет. Попужаю Косого, - поспеем, Господь даст. Отец сам бы поехал, да спины разогнуть не может, "прострел": оступился на ледокольне, к вечеру дело было, ледком ледовину затянуло, снежком позапорошило, он в нее и попал, по шейку. - Ледоколов добавь, воробьевских с простянками поряди... неустойка у меня, по полтиннику с возка... да не в неустойке дело: никогда не было такого, осрамить меня, с... с...! Горкин обнадеживает, - "поспеем, Господь даст", - берет с собой шустрого паренька Ондрейку, который летось священного голубка на шатерчик сделал, как Царицу Небесную принимали, - и одевается потеплей: поверх казакинчика на зайце натягивает хороший полушубок, романовский, черненый, с зеленой выстрочкой, теплые варежки под рукавицы и подшитые кожей валенки. На реке знобко, потеплей надо одеваться. Я не был еще на ледокольне, а там такая-то ярмонка, - жара прямо! до сорока лошадок...