Ясновидец
Лет за пятьдесят. Москвич. Много читает, мыслит по-своему, непроторенными путями. Вдумчиво-замкнутый, – как бы вглядывается в свое.
Помню, говорили о Москве, о некоем астрологе, который собирается ехать туда невдолге. Мой собеседник, что-то вдруг уловивший в себе, прерывает разговор и как бы вспоминает:
– Да… почему-то ему так видится по гороскопу. Таинственная область… Конечно, странно эта… – «невдолге»!.. Но вот… как вы отнесетесь к одному случаю из моей жизни..? Впрочем, не один только случай: были еще. Что мне… лет 17–18 было, до войны. Жили на даче, в «Богдановне», близ Кунцева, под Москвой. Дня три, как переехали на дачу. Никогда раньше здесь я не бывал. После уже узнал, что все это место – бывшая вотчина Нарышкиных, по р. Сетуни. У Забелина есть книжка «Стан Сетунь»… – тут уже прочел ее, – про вотчину Нарышкиных.
– Помню, гулял я с родными по р. Сетуни, в старой березовой роще. Тогда я учился в училище Живописи, Ваяния и Зодчества, интересовался архитектурой XVII века. Не помню, о чем я тогда думал, на прогулке… об историческом, кажется, не думал. И вот, кто-то из компании говорит: «смотрите, какой странный камень… будто могильная плита!» И я вижу, шагах в пятнадцати, в березах, длинное возвышение, как плита, темно-зеленое, мшистое…
– И, вдруг, ни с того ни с сего выкрикнулось из меня!.. – вот именно, без всякой мысли об этом, невольно как-то: «это боярина Матвеева!…» Выкрикнулось совсем спокойно, без колебания, но и без уверенности… совсем непроизвольно, безразлично, свободно, отлично помню и сейчас, что – совсем свободно. Все засмеялись – «он и на похоронах был!…». Но заинтересовались, обступили «плиту». Она крепко поросла плюшевым мохом, густым и гладким, каким обрастают камни в сырых местах. Все стали отдирать мох, смеясь: «что тут за „Матвеев“..?» Давний мох отдирался туго, с подтреском, клочьями, как шкурка. И я ревностно отдирал, как бы ища. Действительно, – плита, и проступили высеченные крупно буквы… мы могли разобрать лишь – …МАТВЕЕВ… – другие знаки были неразличимы. Все закричали: «он знал раньше!…» Я был очень изумлен, почти смущен: как же я мог узнать?!
Я стал говорить, что мох старый, десятки лет рос, конечно… как же я мог знать!., в этих местах я не был никогда до сего, только три дня, как переехали на дачу, вместе мы все гуляли!.. Мне не верили: «Как-нибудь да узнал… вычитал!..» Я божился, что не знаю даже, где «боярин Матвеев» и какой «Матвеев»… знаю только, что был в XVII веке боярин Артамон Сергеевич Матвеев, образованнейший для своего времени. И только. Впрочем, никакого значения моему «открытию» не придали, и сам я скоро забыл об этом.
… будущего. Мой отец не мог спать без лампадки: сейчас просыпался, как только лампадка гасла. За галлиполийским маслом надо было на Никольскую, в часовню Пантелеймона. Гарное же масло горело не всегда хорошо. И вот отец велел приладить в лампаду… – а лампада была большая и глубокая, перед семейным кивотом… – электрическую лампочку; какие светят на елках. Насыпали в лампаду гречневой крупы, в нее и воткнули лампочку, глубоко, чтобы не видно было. Теперь отец мог спокойно спать.
«мама, а ведь может случиться… вынем мы эту крупу, промоем и съедим!» Она, помню, сказала: «какую ты чушь говоришь…» Мне даже стыдно стало, – действительно чушь. И вот, революция, большевизм, голод. Мы вынули из лампады крупу, промыли и сварили кашу. Вспомнили тогда мою «чушь».
– Но вот, третий случай… еще более странный. Но – еще не полный. Мне теперь в голову иногда приходит, что все эти «случаи» как-то связываются с «проблемой времени». Время..? не фикция ли это..? какая-то «категория» мышления..? в связи с… чувствованием..? Наша, человеческая, условность. В «Откровении», помните: «…и времени уже не будет»?..
Так вот… Об этом третьем «случае» я последнее время о-чень почему-то думаю… жду..? Судите сами. Заметьте, что это было, – помню совершенно точно, – в 1915 году, во время войны.
«Малаховке», по Казанской дороге, верст 20 от Москвы. Я был на 3-м курсе в Училище Живописи, Ваяния и Зодчества… Ни о какой «загранице» не думал. Кажется, было это в поле, день был очень яркий. Иду, задумался, забылся… – и вдруг вижу себя… в Кремле!.. Не думал о Кремле… не помню, о чем думал.
на душе… и говорю себе, мысленно: «как долго я жил там!., сколько я всего видел… видел Океан, пальмы… много стран…» – и чувствую, что я был вынужден так долго жить там, вне России!.. Думаю: «и вот, я снова здесь, стою в Успенском соборе, древнем, родном… как мне легко, Господи, как я счастлив, что опять здесь, в любимом моем Кремле!..» Вдруг пропало, я вижу луг, цветы… – Малаховка!., вон наша дача…
«загранице»! что меня что-то заставит туда уехать… ну, если бы я был революционер, мог бы опасаться ареста, думал бы о побеге… – ничего подобного!., никакой связи… И такое яркое чувство – «как до-лго я жил на чужбине!.. И – вернулся, и так счастлив до слез, до радостного биения сердца: вернулся, снова здесь!…» Поразительно ярко было это чудесное чувство встречи!..
… жду? Не могу сказать твердо – да. Но… для чего же было это тогда со мной?!.. Связываешь невольно с теми странными случаями…
– У-ви-дите… – сказал я ему, невольно тоже, уверенно-спокойно. – Будет именно так, как было с вами в… грезе.
– Вы думаете?.. – сказал он, вглядываясь в свое, совсем спокойно.
Париж