VI
Должно быть, присягу успели поцеловать, так как ничего не случилось. У нас опять царь, и я знаю его. Старого царя убрали на заднюю стенку, рядом с бисерной барыней, а над столом повесили нового царя. У нас говорят, что это очень сильный царь и может даже рвать подковы, как дядя Захар. Это очень хорошо, и враги будут, конечно, его бояться.
«Нигилистов» будут судить: сегодня об этом читали в листке. Теперь я хорошо знаю, кто они. Это особые молодые люди, которые всегда с книжками, ходят в круглых шапочках и очках, носят длинные волосы и никогда не женятся. Они много учились и заучились так, что у них «ум за разум зашел», как сказал дядя Захар, приходивший к нам пить чай. И среди них есть девчонки даже, которые забыли Бога и стыд.
– И девчонки туда же… И стыд, и Бога забыли!.. Вот она, наука-то!..
и, когда кончит училище, уедет в какой-то «институт». Решили переговорить об этом с батюшкой, который ходит с крестом, поет молитвы и потом долго пьет водку и закусывает. Как он посоветует, так и будет.
Я, на всякий случай, решил предупредить Леню. Сам не знаю – почему, но я Леню очень люблю и одобряю, и сам терпеть не могу каши с подсолнечным маслом и сухих грибов. Кроме того, мне хочется, чтобы Леня был инженером и строил машины. А это из него может получиться, как говорил дядя. Но бабка Василиса все ругается с дядей, что он ростит «антихриста», и грозит адом.
Я сомневаюсь даже в аде, потому что о нем говорит бабка Василиса. Она не любит, когда при ней ругаются чертом, а сама недавно обозвала меня чертенком и вытащила за ухо, когда я прятался в ее коровнике. Нет, она не похожа на мою покойную прабабушку Устинью Семеновну, кормившую нас сухим черносливом. Она – сквалыга и карга, – так ругает ее горничная Груша, и, по словам Архипа, «ее давно черти с фонарями ищут». Я понимаю Архипа: бабка не дает им молока и сама отпускает только две ложки сала на кашу.
Возможно, что я и Леня попадем в ад, но я желаю и там не встречаться с бабкой; пусть уж она идет в рай со своими коровами и крынками.
На Пасхе батюшка приходил славить Христа и заговорил с Леней. Я сидел в уголке и слушал.
– Господа-то Бога не надо забывать. А лучше бы к своему дельцу… У папеньки завод кирпичный…
Лене еще нет семнадцати лет, но он выше батюшки и говорит баском, чему я очень завидую. Если б я говорил баском, наша горничная Паша, у которой такие большие глаза, как на одной нашей иконе, непременно говорила бы со мной, как Груша с Леней. Они часто о чем-то шепчутся в коридоре и даже…
Когда батюшка сказал про завод, Леня задергал усики и ответил:
– Это уж мое дело. Захочу учиться и буду… Теперь все должны получать образование… и приносить пользу народу…
Он покраснел, как кирпич, и вышел из комнаты. Тетя Лиза побежала за ним, а дядя чвокнул зубом и заморгал глазом.
– Вон он какой… как кремень… в меня!..
Чудной дядя Захар. Он даже как будто усмехнулся, а батюшка опрокинул рюмку и залил скатерть. Ловко!..
– Да, да… непокорность… Вот какие нынче детки… Да, у меня вот тоже…
И он стал говорить о сыне, который с утра до ночи играет на скрипке и не хочет говеть.
– И вот вам… Учатся-учатся, а как заучатся, – ни Бога, ни царя не признают… и никакой власти… Руку подымают…
– Ну, этого… гм… не будет… Да я ему сам напрочь голову оторву…
И дядя ударил кулаком по коленке.
– А с этого-то и начинается. Сперва посты не признают… Значения, вишь, не имеет, – что яйцо, что гриб… Это что у вас, сижок?.. Да-а… Сперва, говорю, посты… а там… Да вот… слыхали?., портного-то Кнутова сынок… вовсе в церкву перестал ходить… Отец драл-драл – плюнул.
– Такой-то оттябель-подлец… знаю.
– Ну, вот… А там и отцов дураками обзывают… Да-а… А как в студенты попал, уж из него нигилист выходит.
– Ты чего тут торчишь? Ступай к тетке… яблоко тебе даст…
Я нашел тетю Лизу в Лениной комнатке. Она сидела на кровати и держала у глаз платок. Леня стоял у окна, смотрел во двор и кусал губы. Я услыхал только:
– К черту всяких ваших попов!
– Христос Воскрес, бабушка!
– Ну, некогда тут… Воистину воскрес.
И принялась разливать молоко по крынкам.